Лэнс Армстронг - Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни
Вечером накануне выписки из больницы мать сходила в онкологическое отделение и получила все принадлежности для моего катетера, рецепты на противорвотные препараты и дополнительную литературу, посвященную раку яичек.
Если вы никогда не бывали в онкологическом отделении больницы, позвольте сказать вам: приятного там мало. Дожидаясь, пока ей принесут необходимые материалы, мать увидела больных, завернутых в простыни, лишенных волос, оплетенных трубками от капельниц, бледных и смертельно изможденных. Получив необходимые принадлежности и литературу, она сложила все в широкую полотняную сумку, которая превратилась у нее в походную противораковую аптечку, и вернулась ко мне в палату.
— Сынок, — сказала она, — я хочу предупредить тебя, что, когда ты отправишься туда на лечение, тебя ждет малоприятное зрелище. Но помни одно: все эти люди попали туда по той же причине, что и ты, — чтобы выздороветь.
А потом она отвезла меня домой.
В субботу утром я проснулся рано. В ванной посмотрел в зеркало — и от неожиданности вскрикнул. Катетер был закупорен огромным кровяным сгустком, вся грудь распухла и была покрыта спекшейся кровью. Когда я вернулся в спальню, Лайза онемела от ужаса. Крикнул матери: «Мама, можешь подойти?!» Она прибежала в комнату и осмотрела катетер. Не паникуя, она намочила тряпочку, спокойно вытерла кровь, после чего позвонила в больницу. Медсестра объяснила ей, что в закупорке катетера нет ничего необычного, и рассказала, что нужно сделать, чтобы избежать инфекции. Но зрелище было ужасное.
Повесив трубку, мать помчалась в аптеку и вернулась с пакетами бактерицидного пластыря, сиявшими белизной в полумраке спальне. Она налепила пластырь на катетер, что чрезвычайно развеселило нас с Лайзой. Затем она позвонила доктору Юману.
— Катетер был закупорен. Я почистила его, но… может быть, его следовало бы достать?
— Ничего пока не делайте, — ответил Юман, — потому что я решил сдвинуть первый сеанс химиотерапии на более раннее время. Начнем лечение в понедельник в час дня.
— А почему? — спросила мать.
Я взял трубку. Доктор Юман объяснил, что более детальное исследование ткани и крови вызывает большую тревогу. Рак в своем развитии за последние сутки дал резкий скачок. Онкологи отслеживают прогресс болезни с помощью так называемых маркеров крови: измеряя уровень содержащихся в крови различных белков, таких как человеческий хорионический гонадотропин (ХГЧ) и альфафетопротеин (АФП), можно определить степень развития рака в моем организме. У меня эти показатели за минувший день выросли. Рак не просто распространяется, он галопирует, поэтому Юман уже и мысли не допускает, чтобы откладывать начало химиотерапии. Начинать лечение нужно немедленно, потому что при такой скорости развития рака каждый день на счету.
Совершенно упав духом, я повесил трубку. Но тосковать времени не было; у меня оставался только один шанс успеть сдать свою сперму в Сан-Антонио — ехать туда сегодня. «Как это грустно», — сказал я матери.
В Сан-Антонио я ехал в тягостном настроении. Единственное, что несколько сняло напряжение, был приезд Кевина Ливингстона, который для моральной поддержки поехал со мной. Я был рад видеть его. У него открытое лицо и живые голубые глаза под стрижеными черными волосами, и было такое чувство, будто он вот-вот рассмеется. С ним трудно быть в плохом настроении. За рулем сидел еще один помощник — молодой человек по имени Корд Шифлет, сын моего друга архитектора Дэвида Шифлета, вызвавшийся отвезти нас.
Я долго сидел молча, и одна тревожная мысль сменяла другую. У меня был только один шанс сохранить свою сперму. Может статься, что у меня никогда не будет детей. В понедельник мне предстоит первый сеанс химиотерапии. Как я перенесу его?
Наконец мы приехали. Корд, Кевин и моя мать остались в холле, а меня медсестра отвела в специальную комнату. Кевин выдавил из себя не совсем приличную шутку, чтобы несколько разрядить атмосферу.
— Эй, Лэнс, тебе журнальчик не нужен? — сказал он. В ответ я лишь вяло улыбнулся.
Мне предложили сесть в откидывающееся кресло. Освещение было тусклое. «Для создания должной атмосферы», — догадался я. На столике высилась стопка — да! — журналов. Порно — увидел я, проникшись отвращением. Я откинулся в кресле и тяжело вздохнул, едва не плача. Меня мучила боль. След от операции был прямо над пахом и переходил на живот. После шока, вызванного диагнозом, я был в полном эмоциональном упадке, а теперь от меня ждут эрекции? Да разве такое возможно?! Лежа в кресле, я думал: «Совсем не так я себе все это представлял». Зачатие ребенка должно происходить в порыве страсти и надежды, а не быть следствием исполненной тоски и отчаяния процедуры, осуществляемой в полном одиночестве.
Я хотел стать отцом — очень хотел, — но всегда полагал, что это должно случиться, когда ты влюблен. В мои двадцать с небольшим у меня было много романтических связей. Я какое-то время встречался с девушкой, но через несколько месяцев мне это надоедало, следовал разрыв, и все начиналось сначала. Я встречался с одноклассницей, потом с голландской манекенщицей, но ни одна любовная связь не длилась больше года. Мои товарищи по команде в шутку называли меня «экспрессом» — за ту скорость, с которой я менял подружек. Я не был женат, не был связан какимито обязательствами и потому в этом отношении особенно не переживал. С Лайзой Шиле, однако, ситуация была другая. К тому времени, когда у меня выявили рак, мы стали очень близки. Она была очень умной и серьезной девушкой, всецело поглощенной учебой в Университете штата Техас, и я уже начинал задумываться о том, чтобы жениться на ней и завести детей. Я не был уверен, что наших отношений хватит надолго, но хотел жениться и стать лучшим отцом, чем те, что до сих пор попадались в моей жизни.
Теперь у меня не было выбора, и закрыв глаза, я сделал то, что должен был сделать.
Когда я вышел, мама и друзья сидели молча. Позже я узнал, что, пока они ждали меня, мать почти сердито сказала им: «Послушайте, мальчики, когда он выйдет, я не хочу услышать от вас ни слова. Ни единого слова!» Она понимала меня. Понимала, что это был один из самых тяжелых моментов в моей жизни, и никакие шутки тут были не уместны.
Сделав дело, я вручил пузырек врачу. Корд и Кевин молчали. Я торопливо заполнил какие-то бумаги и сказал медсестрам, что остальную необходимую информацию вышлю позже. Я хотел поскорее выбраться оттуда. Но когда мы выходили, врач остановил меня.
— Очень низкое число сперматозоидов, — сказал он.
Врач объяснил, что моя сперма содержала лишь треть положенного количества сперматозоидов. Похоже, что рак уже поразил мою репродуктивную систему. А теперь свою дань возьмет и химиотерапия
