Илья Вергасов - Останется с тобою навсегда
- А ну рвани-ка нашу!
Мы раздевались под штраусовский вальс. Вошли в чистую просторную мойку. Начштаба уселся подальше от меня, - жаль, спину друг другу не придется потереть... Я залез на верхнюю полку, подставил бок под черное отверстие, из которого шел горячий пар. Хорошо! Рубцы на ране смягчаются, по всему телу расплывается приятная теплота...
В предбанник вышли вместе. Сапрыгин острым взглядом скользнул по моей ране:
- Здорово полоснули...
Я посмотрел на белобрысого баяниста:
- Хорошо играешь, парень. Спасибо, иди отдыхай.
Солдат ушел.
- Откомандируйте его в распоряжение замполита, подполковник, - сказал я.
- Будет исполнено!
Мне приготовили комнату недалеко от штаба, в три окошечка, на которые успели повесить казенные занавески. На столе, крытом клеенкой, полевой телефон и зачем-то школьный звоночек.
Только отдышался, как услышал тихий стук.
- Войдите.
- Здравия желаю, товарищ подполковник!
Солдат, поразительно похожий на Урию Гипа, стоял у по рога с подносом.
- Обед?
- Так точно-с.
Чинно положил на стол ложечки, вилочки, салфеточку. Из ресторанного супника налил тарелку бульона, пододвинул поближе слоеный пирожок. И бульон и бефстроганов - объедение. Да я такого обеда в жизни не едал!
- Специалист!
- Москва. Ресторан "Иртыш". Оттуда-с взят. Что изволите на ужин?
- Что принесете.
Солдат аккуратно собрал посуду и тихо вышел. Всласть покурив, пошел к кровати - устал чертовски. Уснул. Долго ли, коротко ли спал, проснулся и увидел: у порога щерил клыкастый рот пожилой ефрейтор. Глаза его выжидающе глядели на меня.
- Кто вы?
- Ефрейтор Клименко, ездовой при вас, значит!
- Здорово, товарищ ефрейтор. - Я протянул ему руку. У него широкая ладонь, шершавая, мозолистая, - Кто под седлом?
- Конь Нарзан.
- Какой из себя?
- Сами побачите.
Нарзан - рослый, белой масти, с полноватым крупом. Сильные подплечья, венчики стянуты марлей, но копыта чуть раздавшиеся. А в общем, ничего.
- Стой! - крикнул я.
От холки до крупа пробежала дрожь. Лиловые глаза Нарзана уставились на меня.
Подогнал стремена по себе, слегка укоротил поводок, удобно уселся в армейское седло.
- Пошел! - дал шенкеля.
Нарзан с места взял рысью. Отлично шел, стакан воды на вытянутой руке держи - капли не выплеснется. Выскочили на толоку, и тут Нарзан словно хотел выложиться - чуть фуражку ветром не сдуло. Резко рванул поводья на себя - конь застыл. Молодцом, сукин сын!
Оглянулся - Клименко на три коня от меня, улыбается: доволен. Спрашиваю:
- Сами-то из каких краев будете?
- Воронежский хохол. В бригадирах ходыв. А вы?
- На Кубани проживал.
- Богата у вас земля. Мий браток старший у тридцать втором, в голодуху, подався у ваши края. Та помер уже - старый.
- А вам-то сколько годков?
- За пивсотни, а може, и бильше.
- Домой хотите?
- А кто не хоче...
Первый день на новом месте - как первая борозда на непаханом поле.
Провел ли я ее? Разве узнаешь! Встречи, впечатления. Подполковник Сапрыгин, холящий телеса под штраусовский вальс. И... полк. Какой он? Как охватить его одним взглядом? А как охватывал твой командир полка там, на юге? Из отпуска, бывало, возвратится в самое неожиданное время - и полк по тревоге...
По тревоге?
Еще первый год солдатской службы научил меня подниматься без побудчиков. Приказываю себе: подъем в пять, а сейчас на боковую.
13
Ровно в шесть ноль-ноль с коноводом прискакал в штаб. Навстречу дежурный. Он пытается отдать рапорт, я останавливаю его:
- Из какого батальона? Фамилия?
- Учебного. Лейтенант Платонов.
Я посмотрел на часы.
- Полк поднять до тревоге!
Лейтенант обалдело смотрит на меня.
- Повторить приказ?
- Никак нет, товарищ подполковник!
- Подразделения построить на толоке, поближе к леску. Действуйте, лейтенант.
Платонов срывается с места и бежит в противоположную сторону от штаба. Догадываюсь: в музвзвод за трубачом.
Минут через пять в кальсонах с болтающимися штрипками, с трубой в руке чапал длинноногий солдат, а за ним дежурный по полку с его обмундированием. Слышу голос Платонова:
- Да сигналь же!
И вот над спящим поселком раздается тревожный зов: тата, ти-та-та, та-та, ти-та-та!
И - ни звука в ответ.
Только минуты через три недалеко от штаба, в домике под камышовой крышей, с хрипотцой голос:
- Та чуете же, сопляки, тревога!
В него вплетаются второй, третий голоса. Весь полк приходит в движение, а сигналист, войдя в раж: та-та, ти-та-та, та-та, ти-та-та...
Бежит секундная стрелка, за ней ползет минутная, а еще ни одного офицера в штабе, ни одного подразделения на улице. Только на двенадцатой минуте увидел подполковника Сапрыгина. Набросив на плечи шинель, крупно шагает ко мне, а за его широкой спиной, едва поспевая, с увесистым вещевым мешком за плечами тот самый повар, которого взяли на военную службу из ресторана "Иртыш".
Начштаба, отдышавшись - от него несло винным перегаром, - встревоженко спросил:
- Фронт прорвали?
- Доброе утро, товарищ подполковник. Тревогу объявил я.
Сапрыгин заморгал белесыми ресницами:
- По какому же поводу?
Взглянув на него, тихо приказал:
- Выполняйте свои обязанности.
Уже через минуту начальник штаба кого-то раздраженно распекал в телефонную трубку.
К штабу шел майор с Красной Звездой на груди. Глядя на меня, приложив к козырьку полусогнутую ладонь, представился:
- Заместитель по политической части майор Рыбаков Леонид Сергеевич.
Я протянул руку. Он, улыбаясь - губы вытянулись трубочкой, запросто сказал:
- Вчера как-то неловко получилось. Приехал поздно, будить не стал.
- Хорошо поспал, спасибо.
Рыбаков засмеялся:
- Да, что там с начштабой стряслось? Понимаете, неделю выпрашивал аккордеониста, а тут на тебе - сам прислал. Вы, говорят, вместе парились...
- Спину друг другу не потерли. А что прислал - это хорошо.
Мы разговаривали, а наши глаза неотрывно наблюдали за тем, что делается в поселке. Кое-какой порядок уже намечался, но к положенному времени еще ни один батальон не был готов к маршу на толоку.
Рыбаков, как бы извиняясь, сказал:
- Полный ералаш, а минуты бегут...
- Пойдемте в штаб.
Замполит первым шагнул к крыльцу.
У полевого телефона бушевал Сапрыгин. Мы прошли дальше. Я спросил замполита:
- Что, начштаба пьет?
- К сожалению, случается. Но много тащит на своих плечах.
За окнами не утихали крики, команды. Левая щека замполита слегка подергивалась. Глухо начал оправдываться:
- Сорок дней марша по непролазной грязи... И чтобы всегда быть под рукой штаба армии. Офицеры полка по три часа в сутки спали, иные просились на передовую...
