Лев Троцкий - Сталин. Том II
В первый период, когда революция развертывалась от промышленных центров к периферии, создавались вооруженные отряды из рабочих, матросов, бывших солдат для установления советской власти на местах. Этим отрядам приходилось нередко вести малую войну. Пользуясь сочувствием масс, они легко выходили победителями. Отряды получали известный закал, руководители – авторитет. Правильной связи между отрядами не было. В случае нужды они вступали в соглашение. Их тактика имела характер партизанских налетов и до известного времени этого было достаточно. Но низвергнутые классы начали, при помощи иностранных покровителей, строить свою армию, хорошо вооруженную, с большим обилием офицеров, и переходят от обороны к наступлению. Привыкшие к легким победам, партизанские отряды сразу обнаруживали свою несостоятельность: у них не было правильной разведки, ни связи друг с другом, ни способности к более сложному маневру. Так, в разных частях страны в разные сроки открывался кризис партизанства. Включить эти своенравные отряды в централизованную систему было нелепо. Они привыкли ни от кого не зависеть и никому не повиноваться. Военный стаж командиров был очень невысок. Они относились враждебно к старым офицерам, отчасти не доверяя им политически, отчасти прикрывая недоверием к офицерам недоверие к самим себе.
На 5-м съезде Советов в июле 1918 г. левые социалисты-революционеры заявляли, что нам нужны партизанские отряды, а не централизованная армия. "Это все равно, – возражал я им, – как если б нам сказали: «Не нужны железные дороги – будем пользоваться гужевым транспортом…»
Наши фронты имели тенденцию сомкнуться в кольцо с окружностью свыше 8 тысяч километров. Противники сами выбирали направление, создавали базу на периферии, получали помощь из-за границы и наносили удары по направлению к центру. Преимущество нашего положения состояло в том, что мы занимали центральное положение и действовали из единого центра по радиусам или по так называемым внутренним операционным линиям. Наше центральное положение, расположение врагов по большому кругу, возможность для нас действовать по внутренним операционным линиям, свели нашу стратегию к одной простой идее: именно к последовательной ликвидации фронтов в зависимости от их относительной важности. Если враги выбирали направление для удара, то мы могли выбирать направление для ответа. Мы имели возможность перебрасывать наши силы и массировать их в ударные кулаки на наиболее важном в каждый данный момент направлении. Однако реализовать это преимущество можно было только при условии полного централизма в управлении и командовании. Чтоб жертвовать временно одними участками, более отдаленными или менее важными, для спасения наиболее близкого и важного, нужно было иметь возможность приказывать, а не уговаривать. Все это слишком азбучно, чтоб останавливаться здесь на этом. Непонимание этого исходило из тех центробежных тенденций, которые неизбежно пробудила революция, из провинциализма необъятной страны, из примитивного духа независимости, который не успел еще подняться на более высокую ступень. Достаточно упомянуть, что в самый первый период в каждом уезде создавался свой Совет Народных Комиссаров со своим народным комиссаром по военным делам.
Успехи регулярного строительства заставляли эти разрозненные отряды перестраиваться в полки и дивизии, приспособляться к нормам и штатам. Но дух и приемы оставались нередко пережитками. Неуверенный в себе начальник дивизии был очень снисходителен к своим полковникам. Ворошилов в качестве командарма был очень снисходителен к начальникам своих дивизий. Но тем недоброжелательнее они относились к центру, который не удовлетворялся внешним превращением партизанских отрядов в полки и дивизии, а предъявляет более серьезные требования.
Из старого офицерства в состав Красной армии вошли, с одной стороны, передовые элементы, которые почувствовали смысл новой эпохи; они составляли, разумеется, маленькое меньшинство. Дальше шел широкий слой людей неподвижных и бездарных, которые вступили в армию только потому, что ничего другого делать не умели. Третью группу составляли активные контрреволюционеры, которые либо были застигнуты врасплох нашими мобилизациями, либо имели свои самостоятельные цели, выжидали благоприятного момента для измены. Большую роль в организации армии играли бывшие унтер-офицеры, которые вербовались путем особых мобилизаций. Из этой среды вышел ряд выдающихся военачальников, наиболее известным из них является бывший кавалерийский вахмистр Буденный. Однако и этот слой, пополнявшийся до революции главным образом сыновьями богатого крестьянства и городской мелкой буржуазии, выдвинул немало перебежчиков, игравших активную роль в контрреволюционных восстаниях и в Белой армии.
При каждом командире ставился комиссар, преимущественно из рабочих-большевиков, участников великой войны. Институт комиссаров мыслился, как временное учреждение, до подготовки надежного командного корпуса. «Институт комиссаров, – говорил тогдашний глава военного ведомства, – это, так сказать, леса… Постепенно леса можно будет убирать». Тогда во всяком случае никто из нас не предвидел, что через 20 лет институт комиссаров снова будет восстановлен, но на этот раз с новыми, прямо противоположными целями. Комиссары революции были представителями победившего пролетариата при командирах, вышедших преимущественно из буржуазных классов; нынешние комиссары являются представителями бюрократической касты при офицерах, которые в значительной мере вышли из низов.
Переход от революционной борьбы против старого государства к созданию нового, от разрушения царской армии, к строительству Красной, сопровождался кризисом партии, вернее рядом кризисов. Старые приемы, мысли и навыки на каждом шагу вступали в противоречие с новыми задачами. Необходимо было перевооружение партии. Так как армия является наиболее принудительной из всех организаций государства и так как в центре внимания в первые годы советского режима стояла военная оборона, то не мудрено, если все прения, конфликты и группировки внутри партии вращались вокруг вопросов строительства армии. Оппозиция возникла почти с момента первых наших попыток от разрозненных вооруженных отрядов перейти к централизованной армии. Разногласия проходили через всю партию, включая и ее Центральный Комитет. Большинство партии и Центрального Комитета в конце концов поддержало меня и военное руководство, так как в пользу тех методов, которые применялись в военном ведомстве, говорили все возрастающие успехи. Однако недостатка в нападках и колебаниях не было. В самый разгар гражданской войны члены партии пользовались полной свободой критики и оппозиции. Даже на фронте коммунисты на закрытых партийных собраниях подвергали нередко политику военного ведомства жестоким нападкам. Никому не могло прийти в голову подвергать критиков преследованиям. Кары на фронте применялись очень суровые, в том числе и к коммунистам, но это были кары за невыполнение военных обязанностей, за трусость, за дезертирство, небрежность.
