Борис Илизаров - Почетный академик Сталин и академик Марр
До конца своих дней Марр постоянно менял и что-то дополнял в своих построениях, что также вызывало недоумение и раздражение коллег-оппонентов. Любопытное высказывание Марра по этому поводу вспомнил после его смерти академик И.И. Мещанинов: «Один ученый саркастически заметил, что в его представлении не укладывается образ ученого, который на протяжении двух лет меняет свои позиции… Николай Яковлевич ответил, что он не представляет себе такого ученого, который тридцать лет твердит одно и то же» {83} . Здесь тот самый случай, когда, как указывал тов. Сталин, «обе точки зрения правильны».
Языковед и революция
Конечно же, до революции Марр ни слова не говорил о том, что он идейный последователь К. Маркса и Ф. Энгельса и приверженец исторического материализма. Он также не был замечен ни в административных, ни тем более в политических амбициях. Но в октябре 1917 года неожиданно для многих стал членом Петроградского Совета, который возглавлял Л.Д. Троцкий. Там он должен был встречаться со многими видными большевиками и с некоторыми из них сойтись ближе. Первые послереволюционные годы наиболее темные в биографии Марра. Я предполагаю, что Марр одним из первых академиков пошел на сближение с большевистской властью не только по собственной инициативе. К этому его могли подталкивать и тогдашние руководители Академии наук, замеченные в сотрудничестве с Временным правительством (академик С.Ф. Ольденбург и др.), для того чтобы иметь возможность на личном уровне хоть как-то взаимодействовать с новой, враждебной властью. Впрочем, семья Ольденбургов находилась в дружеских отношениях с семьей Ульяновых еще с дореволюционных времен, и потому Ольденбург продолжал фактически возглавлять академию первое послереволюционное десятилетие. Но подавляющее число академиков не приняло советскую власть. Поэтому готовность Марра к сотрудничеству пришлась для многих как нельзя кстати.
Все послереволюционные годы у Марра были дружеские и деловые контакты с Н.И. Бухариным, А.В. Луначарским, М.Н. Покровским, А. Бубновым, А. Енукидзе, М. Горьким, А. Сванидзе, Н. Троцкой (женой Л. Троцкого) и другими высшими партийными и государственными деятелями. Тогда же он стал председателем Центрального совета научных работников, одного из первых советских объединений ученых. Вскоре после завершения Гражданской войны Марр, в отличие от многих академиков старой формации, окончательно попытался стать своим для новой власти. И дело здесь было не только в карьеристских замыслах. Как и многие открыто не выступавшие против советской власти ученые, он, без всяких дополнительных политических ухищрений, занимал в то время с десяток различных должностей и возглавлял несколько крупных научных учреждений. До начала 30-х годов крупные ученые помимо идеологического прессинга не испытывали еще того административного давления со стороны власти и не переживали того страха, который стал обыденностью после так называемого «Академического дела» и в гибельные последующие годы. Марр добровольно и сознательно не просто пошел на сотрудничество с советской властью, а демонстрировал поиски стыковок своей дисциплины и научной концепции с идеологией и политической практикой нового строя. Это его стремление совпало со встречным стремлением власти опереться на авторитетнейших ученых-академиков с целью установления контроля над своевольной бывшей Императорской академией и над российским научным сообществом в целом.
В 1918 году Марр выступил с инициативой слияния факультета восточных языков, который он возглавлял, с историко-филологическим факультетом Петербургского университета. Марр давно ставил об этом вопрос, обоснованно мотивируя объединение факультетов единством задач и методов изучения восточных и западных языков и литератур. Он же был назначен деканом нового единого факультета. Существование двух факультетов символизировало несхожесть и несопоставимость Запада и Востока, с чем Марр никогда не соглашался. До революции центром археологической работы в России была Археологическая комиссия, под руководством которой наука достигла значительных результатов, признанных во всем мире. Археологическая комиссия, обладавшая до революции значительной научной автономией, после Октября 1917 года также оказалась в оппозиции к большевистской власти. Марр, как доверенное лицо этой самой власти и как признанный археолог Кавказа, вошел в состав комиссии и даже стал ее первым выборным в советское время председателем. Но как показала практика в этом и других случаях, Марр оказался плохим политиком и не очень расторопным администратором, а потому не смог существенно повлиять на деятельность и этой организации. Кроме того, на каком бы посту Марр ни находился, какими бы проблемами ни занимался, везде и всегда он навязчиво пытался внедрить свое, особенное видение задач. В начале 1919 года Марр обратился в советское правительство с проектом создания Академии материальной культуры, которая должна была не только заменить Археологическую комиссию, но и переориентировать археологическую науку на системное изучение материальных памятников с точки зрения функционального подхода. В.И. Ленин, по свидетельству Марра, слегка подправив название, 18 апреля 1919 года подписал декрет о создании Академии по истории материальной культуры (ГАИМК), в основу которого был положен проект Марра. Руку Марра в этом проекте выдает довольно бестолковый текст, в особенности в той части, где сформулированы задачи академии: «Для археологического и художественно-исторического научного исследования вещественных как монументальных, так бытовых памятников, предметов искусства и старины и всех вообще материальных культурных ценностей, а также научной охраны всех таких ценностей, находящихся в пределах Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, учреждается в Петрограде Академия по истории материальной культуры» {84} . Академия подчинялась одному из структурных подразделений Народного комиссариата по просвещению (Наркомпроса). Следуя этой формулировке, «материальной культурной ценностью» можно было объявить все, что угодно. Из этой преамбулы очень трудно понять, чем же конкретно должна была заниматься академия? Положение спасло то, что согласно этому же декрету Археологическая комиссия в прежнем составе и с прежнем финансированием переходила в новое учреждение как ее составная часть. Помимо основной деятельности на академию возлагалась также охрана памятников старины и тем самым в ведение Марра попало еще и музейное дело. В дальнейшем Марр оказался активнейшим членом Всероссийской коллегии по делам музеев и охраны памятников в составе Наркомпроса. Вскоре по инициативе Марра в рамках ГАИМК был создан Институт археологических технологий, новаторское по тем временам исследовательское учреждение, которое должно было применять методы естественных наук для анализа и датировок древних памятников материальной (вещной) культуры. В 1924 году Марр был избран еще и директором ленинградской Государственной публичной библиотеки. Но наиболее для него важным и любимым детищем стал Институт языка и мышления АН СССР (просуществовал до 1950 года), выросший из эфемерного марровского же Яфетического института {85} . Я не буду перечислять другие учреждения, в которых Марр принимал участие или заново организовывал. Отмечу только, что он с каждым годом пользовался все большим авторитетом и доверием со стороны членов правительства ленинского набора.
