Александр Жаренов - Братство фронтовое
Народные мстители день ото дня усиливают свои действия, совершают рейды по тылам врага.
Звания Героя Советского Союза удостоена посмертно восемнадцатилетняя московская комсомолка Зоя Космодемьянская.
На заводах неустанно трудятся рабочие, выпуская оружие, боеприпасы. Труженики колхозов снабжают фронт и страну хлебом, готовятся к весеннему севу.
Заканчиваю обзор газеты. Связисты перелистывают страницы журнала Огонек, курят. Кое-кто, улыбаясь, читает письма от родных и знакомых. Я просматриваю присланные мне письма. Одно - от семьи, другое - от жены погибшего Миши Воробьева.
Дорогой наш папа! - читаю письмо жены. - Пишу тебе, а дочурки сидят возле меня и подсказывают. Время позднее, спать не ложатся, дожидаясь, пока я кончу писать. Работаю в детском доме воспитательницей среди детей-сирот. В своем детском кругу они бодры и веселы. Вместе с ними я забываю свои тяготы. Осиротелые дети для меня милы и дороги, как свои. Эля ходит в школу, Валя - в детский сад. Устроили нас неплохо, только холодно в квартире. С дровами плохо. С нами живет соседка по Москве со своими детьми - Люсей и Геной. Вместе всё веселей. Мы с ней иногда ночью наломаем досок от забора, натопим печь и согреваемся. Здесь много таких семей. Остальные живут в Алма-Ате, куда уехала студия. Одни снимают фильмы, другие просто живут. Об этом рассказывали, когда приезжали за нами. Мы отказались. Как-нибудь проживем и здесь. О нас заботятся, особенно о семьях фронтовиков. Те, у кого нет детей, работают на лесозаготовках. Уезжают на несколько дней, а потом их заменяют другие.
Привыкаем ко всему с думами о тебе.
Ты мне пишешь, что живете хорошо... Пиши правду и нас не утешай. Мы ведь все равно знаем, что вам трудно.
Мама пишет мне из Москвы часто. Скучает по нас. В Москве стало тише, налетов нет. Многие уже возвращаются, и нам хочется вернуться. Дочурки все время вспоминают тебя и просятся в Москву. Всем фронтовикам большое спасибо за то, что отогнали врага от столицы...
Крепко целуем тебя!
В конце письма детской рукой приписка дочки Эли:
Здравствуй, папа! Я учусь в первом классе, а Валя с Геной ходят в детский сад. Нам хочется в Москву. Мы очень скучаем по тебе, папа. Мы целуем тебя крепко, дорогой папочка. Приезжай скорее за нами. Эля и Валя.
Во время чтения и улыбаюсь и грущу. Чем утешить их отсюда? - думал я. Хочется им в Москву. Скучают... - Вздохнул, аккуратно сложил дрожащими руками письмо и спрятал в нагрудный карман шинели.
Читаю письмо от жены Воробьева:
Здравствуйте, товарищ политрук!
Только что пришла с работы. Получила ваше письмо с тяжелым для меня известием. Первым делом я прочла небольшую бумажку со штампом и тут же села на стул. Облокотясь о край стола, я долго, долго плакала. Ползавший на полу мой малыш не понимал нашего с ним горя. Вцепившись в мое платье, приподнялся на дрожащие ножонки и хмуро всматривался в меня, в мое залитое слезами лицо.
Вы не можете себе представить, как тяжело мне, как долго еще придется носить внутри себя постигшее меня горе.
После читала ваше письмо. Прочла один раз. Чуть вроде и успокоилась, что-то еще я не осознавала. Тогда я прочла еще раз и теперь все читаю.
Как ни тяжело мне, а за ваше письмо я искренне благодарна. Мне не то что стало легче от него, но я по-иному как-то стала все осознавать. Для успокоения всегда его читаю. Просыпаюсь ночью, меня одолевают слезы по Мише. Беру ваше письмо и... успокаиваюсь.
Спасибо вам за внимание. Прошу писать, если не затруднит. Как только фашистов отогнали от Москвы, я переселилась к родным. С ними чувствую себя бодрее.
О Мише забыть не смогу и часто смотрю на ваш рисунок с портретом Миши.
С приветом Анастасия Воробьева/
С этого времени завязалась переписка с женой друга. Мы переписывались как старые знакомые, хотя не видели друг друга в лицо. У нас было общее горе...
Зарево огня полыхает ночами над Юхновом. Город расположен на шоссе Подольск - Рославль, в изгибе реки Угры. Оборона фашистов извилистой линией тянется от Полотняного Завода через шоссе на северо-запад и к югу от города.
То тут, то там яркими звездами вспыхивают ракеты. Они озаряют темное небо и россыпью искр падают вниз. Вслед за ними вспышками молний грянула артиллерия. Второй, третий залпы. Огненный шквал, поднимавший тучи дыма, бушевал над обороной фашистов. Враг сопротивлялся, подтягивая все новые и новые силы. Под натиском войск 49-й и 50-й армий 5 марта 1942 года оборона фашистов была сломлена.
Юхнов освобожден. Части Советской Армии нескончаемым потоком двигаются по дымящимся улицам.
Вот он, израненный наш старый город. Недавно город-сад, окаймленный золотом соснового бора, а сейчас здесь руины, пропитанный кровью снег. Толпы понурых, обросших пленных фашистов идут под конвоем. На месте театра осталась лишь колоннада центрального входа. Памятник Ленину разрушен. Всюду вражеская техника. Застыли в снежных завалах опрокинутые на бок грузовики, самоходные орудия с черными крестами. На центральной площади, уткнувшись в снежную землю, лежит разбитый мессер.
По завалам на улицах города ходят саперы с миноискателями. Коренастый, в изношенном полушубке молодой сапер, в опаленной ушанке, в валенках с загнутыми голенищами перебегает с места на место и с напряжением прислушивается к мяуканью миноискателя. Когда инструмент наталкивается на металл мины, сапер осторожно разгребает голыми руками снег, отъединяет паутину провода от капсюля и выволакивает тяжелую, в виде кухонной чудо-печки, черную дисковую мину со смертельным содержимым. Другие группы саперов исправляют дороги, восстанавливают мосты на реке, ставят столбы, по которым связисты тянут связь.
Постепенно появляется на улицах население. Со слезами бросаются люди к бойцам. Старики, как родных сыновей, зазывают их к себе на отдых в подвалы, в руины, приспособленные под жилье.
Снуют газики. Потоками идут с боевым грузом машины и подводы. Для охраны города расставлены зенитные пушки, вокруг которых толпятся любопытные ребятишки.
Мы идем дальше на запад. А перед жителями Юхнова встает большая задача восстановить город, возродить в нем жизнь.
Вместо передышки
Первые позывные весны. Неугомонные птицы встревоженно взлетают ввысь, дружной стаей садятся на расцвеченные восходящим солнцем макушки деревьев. По хвойному лесу разливается многоголосье неуемного щебетанья.
Выйдя утром на воздух после духоты и копоти землянки, глубоко вдыхаю свежий воздух. Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Обернулся. В нательной рубашке Жучков.
- Замечтался? Небось об этюдах думаешь? - подтрунивает комбат.
- Да, Иван Сергеевич! В такое утро только бы писать этюды.
