Рудольф Баландин - Дали
Смена вех на жизненном пути
Итак, повторю: для Дали отказ от убеждений юности проходил болезненно, как у любого умного и совестливого человека.
Если Карл Маркс говорил, что по каплям выдавливал из себя раба, то Сальвадор Дали выдавливал из себя борца за свободу и справедливость ради того, чтобы иметь успех, пусть даже скандальный, у публики. Поэтому предпочел выставить себя как чудика и эгоиста, каким вроде бы пребывал с юных лет. Например:
«Все только и говорили что обо мне. Псих он или не псих? Или немного тронутый? Или же существо чрезвычайно одаренное и потому выходящее за рамки нормы? К этой мысли склонялись некоторые преподаватели, и в первую очередь учитель рисования и чистописания, а также психолог. Математик же был убежден, что интеллект мой не дотягивает до среднего уровня. Тем не менее, стоило произойти чему-нибудь из ряда вон выходящему, как все, забыв о разногласиях, единодушно приписывали случившееся мне, и безо всяких усилий я — особенный, единственный в своем роде — снова становился центром внимания».
Но мы знаем, что если он и позволял себе порой нелепые поступки, то было и нечто другое. Выступление на митинге, которое бурно переживал, — как раз тот момент, когда он находился в центре внимания не учащихся и преподавателей, а сотен людей, огромной толпы.
Закоренелый индивидуалист не станет выступать с политической речью, бросая в толпу лозунг: «Слава Германии! Слава России!»
Показательная деталь: приведя эти слова, Дали не счел нужным пояснить, что же он имел в виду, прославляя Германию и Россию. Вновь сошлюсь на все тот же синдром предателя. Он умолчал о важной детали: в этих странах произошла социалистическая революция! Суть своей речи он предпочел не раскрывать. Зато с какими подробностями, смакуя, рассказывает о своем стремлении выделиться, произвести на людей впечатление, показать себя взрослым мужчиной:
«Я рос, а в имении Пичотов, в Кадакесе, посреди внутреннего дворика рос кипарис. Бакенбарды, предмет моей гордости, занимали уже половину моей физиономии. Я щеголял в бархатных жилетах темных тонов (чаще всего — в черном) и на прогулке имел обыкновение раскуривать отцовскую трубку, вырезанную… в виде головы араба с ослепительной улыбкой. Когда отец мой ездил в Ампуриас смотреть раскопки, хранитель музея подарил ему серебряную греческую монету с женским профилем. Решив, что это изображение Елены Прекрасной, я попросил ювелира укрепить монету на галстучной заколке. Это украшение, как и трость, стало неизменной деталью моего туалета. Трости я, можно сказать, коллекционировал, но больше всего мне нравилась одна — увенчанная золотым набалдашником в виде двуглавого орла. Этот императорский жезл как нельзя лучше подходил к моей крепнущей, властной руке».
И что это за властная рука, если она трепещет от одной лишь мысли, что придется выступить на политическом митинге? Сальвадор Дали не особенно властвовал даже над самим собой. Правда, была девушка, над которой он обрел чудовищную власть (если верить его признанию, о котором речь впереди). Только и всего! Он имел возможность проявить свою власть над толпой. Но его хватило только на то, чтобы возбудить эмоции, которых сам же испугался, предпочтя тут же ретироваться.
В его воспоминаниях сквозит образ Сальвадора Дали, сложивший в более поздние годы. Отчасти в этом могли бы помочь воспоминания его сестры. Но она если и знала что-то о его политических пристрастиях, то не упомянула о них. Она стремилась воскресить в памяти время, проведенное вместе с братом, рассказать о детстве и юности великого художника, все прочее сочла несущественным.
Ана Мария Дали верила в идею врожденной гениальности. Она отметила: директор и главный преподаватель местной художественной школы сеньор Нуньес, «замечательный человек и незаурядный педагог», сумел «с самого начала оценить редкостный дар Сальвадора». По ее словам, он «сразу понял, что брату суждено стать великим живописцем и рисовальщиком».
В последнем утверждении хотелось бы усомниться. Вряд ли сеньор Нуньес был столь наивен. Да, можно выучиться отлично рисовать. Таких профессионалов ежегодно выпускают тысячи средних и высших учебных заведений во всем мире. Кто может заранее предугадать, кому из них суждено прославиться, а кто сгинет в безвестности? Сколько замечательных самобытных художников были оценены посмертно?!
Далеко не всякому отличному живописцу благоволит судьба. А есть и такие, кто не ждет подарков от судьбы, прилагая все силы для того, чтобы выделиться, обратить на себя внимание, прославиться. Как известно, к их числу относился и Сальвадор Дали.
Может показаться, что это началось у него в юности. Об этом немало сказано в его воспоминаниях. Сестра его свидетельствовала:
«Очень скоро брат стал в художественной школе первым учеником и любимцем сеньора Нуньеса, что неудивительно при таланте, чуткой душе и замечательном чувстве юмора, которые всегда отличали Сальвадора. Правда, по временам им овладевало желание выделиться во что бы то ни стало, каким угодно способом привлечь к себе внимание, и он вытворял бог знает что. Но это — в порыве; знай он, как будет выглядеть его поступок со стороны, он ни за что бы на такое не решился, ведь брат был и деликатен, и застенчив. Однако если уж он что вытворит, ни за что потом не признает, что вышло глупее некуда, — редкостный упрямец. Да и гордец! Мало того, станет уверять, что пресловутая выходка если о чем свидетельствует, так исключительно о его находчивости, уме и прочих замечательных качествах, и приведет целую кучу самых неправдоподобных, самых фантастических доказательств, ни на секунду не усомнясь в безукоризненной логике своих решений».
Воспоминания Сальвадора Дали в полной мере отразили не только его характер, но и умение хитро и убедительно оправдывать свои даже глупые выходки. Впрочем, на это способны слишком многие.
Сестра подчеркнула, что Сальвадор был самым прилежным учеником в художественной школе. Однажды в сильный ливень он был единственным, кто явился в школу. Такое рвение и есть подлинная основа таланта художника. Хотя одного этого, безусловно, мало. Что еще? Личность. И не демонстративная, внешне оригинальная, а подлинная.
Можно вспомнить нашего знаменитого поэта, в молодости футуриста — Владимира Маяковского с его желтой кофтой и вызывающим поведением. Из анархиста он сравнительно быстро превратился в сторонника социализма, коммунистической идеи, власти большевиков.
У Сальвадора Дали судьба могла сложиться сходным образом. Ведь он тоже был анархистом и атеистом, сочувствовал социалистам, большевикам. В Испании тех лет шло революционное брожение. Не случайно же нарисовал Сальвадор Троцкого. Судя по всему, это не было единичным, случайным порывом. Просто о том периоде Сальвадор и его сестра вспоминали с определенными умолчаниями.
![Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание]](/uploads/posts/books/45802/45802.jpg)