Александр Лебедь - За державу обидно
- Извини, приятель, - сказал я, - ехать надо. Я скоро вернусь, потом доскажешь.
Мы простились с братом, пожелав друг другу удачи. Пожелание сбылось. Вернулись оба, а позже вернулся и третий, двоюродный, брат - Михаил.
Тот же АН-12 перенес меня в Баграм, и служба пошла дальше.
Решение вопросов обустройства и быта продвигалось крайне медленно, несмотря на все мои потуги. Я внутренне приуныл, но внешне виду не подавал. Но тут пронесся слух, а вскоре и подоспел приказ о передаче позиций вверенного мне подразделения специальному батальону охраны, прибывшему на удивление быстро в середине декабря 1981 года из Советского Союза. Батальон прибыл в полном составе (почти семьсот человек), с массой техники, и все новое, с иголочки.
В течение трех дней я передал позиции. Правда, не обошлось без эксцессов: одичавшие от окопной жизни солдаты "пощипали" новоявленных пижонов на предмет тумбочек, кроватей, постельного белья и прочих мелочей быта.
Вскоре я получил приказ провести боевое сколачивание батальона и подготовить его к ведению боевых действий. Впервые с момента ввода батальона в Афганистан я собрал его, и вот тут-то началось! Все образовавшиеся в результате естественного отбора "львы" и "шакалы", которые формально числились в одном подразделении, но никогда друг друга не видели или встречались крайне редко, кинулись делить власть. В результате разбитые носы, подбородки, подбитые глаза, сломанные челюсти стали повсеместной практикой на протяжении четырех дней. Все мои увещевания, собрания: общие, комсомольские, партийные, индивидуальные беседы, организация дежурств офицеров - ни к чему не приводили. К каждому приставить надзирателя было невозможно. Уходили, к примеру, два солдата в сторону туалета, а потом один приходил, а другой появлялся через некоторое время с разбитым вдрызг лицом. Еще когда батальон находился на позициях, предвидя необходимость наращивания физической подготовки (многомесячные сидения в окопах к добру не приводят), я организовал строительство спортгородка. Сварили и забетонировали перекладины, брусья, из траков танков изготовили штанги и гантели. Конечно, все это было диковато на вид, но с другой стороны, по-своему изящно и, самое главное, позволяло повышать уровень физической подготовки.
Хочу заметить, что к тому времени среди солдат укоренилось мнение, что я неженка, демагог и где-то даже белоручка. На пятый день мне попались целых одиннадцать "рационализаторов и изобретателей", которые отреагировали на мое стремление совершенствовать физическое развитие подчиненных своеобразно.
Группа "рационализаторов" подходила к солдату и говорила:
- Ты подъем переворотом делать умеешь?
- Нет!
- А комбат требует! Мы тебя сейчас научим.
С этими словами они брали незадачливого бойца, привязывали с помощью ремней к перекладине, закрепленной к потолочным балкам казармы, от ТА-57 проводили к ноге проводок и крутили ручку телефонного аппарата. Импульс был такой, что солдат прилипал задницей к потолку. И тут я осатанел. Внутренне я осатанел уже давно. Не хватало только толчка, и он случился. Ко мне прибыл вождь "рационализаторов", предстал пред мои светлы очи. Я ему задал вопрос:
- Изобретал?
И он ответил так, как надлежит отвечать нормальному солдату нормальному комбату:
- Никак нет!
Меня взорвало. Я все-таки, хоть и бывший, боксер тяжелого веса с неплохо поставленным ударом. Вождь "рационализаторов" получил в челюсть и успокоился, проехав по полу в угол. Поперек него упал его первый заместитель. Сверху, рядом, сбоку полегли еще девять "рационализаторов". Крепким оказался только один. Пришлось бить два раза.
Весь вечер после этого "разговора" меня мучила совесть. Я всю жизнь отвергал мордобой как способ воспитания, всегда считал и проповедовал подчиненным, что если офицер дошел до того, что, кроме кулака, не осталось аргументов, - напиши рапорт и уходи из армии, а тут вдруг моя многолетняя теория так некрасиво разошлась с практикой.
Но странное дело: утром на построении батальона я не обнаружил ни одного нового синяка - драки неожиданно прекратились. Более того, пока я обходил строй батальона, меня сопровождали восхищенные взгляды. Сделав вид, что ничего не замечаю, и отдав распоряжение по завершению получения имущества, вооружения и боеприпасов, я срочно взялся разбираться, в чем же дело. Оказалось, что в команде, которую я уложил вечером, собрались быстро снюхавшиеся "львы". Тем, что все они полегли после первого же удара, были восхищены не только их сослуживцы, но и они сами. Психологическая обстановка в батальоне вмиг изменилась. Комбат был признан исключительно нормальным, и всем было рекомендовано его неукоснительно слушаться и не гневить. Я тут же положил на стол командира полка рапорт с просьбой предоставить мне две недели на боевое сколачивание батальона. Командир полка дал 10 дней.
Назавтра в 4 часа утра батальон был поднят по тревоге и со всей техникой и вооружением, полевыми кухнями, в полном боевом составе, оставив на хозяйстве трех хромых, совершил 5-километровый марш и сосредоточился в предгорье, на пустынной, испещренной неглубокими рытвинами и промоинами равнине размером до 5 км по фронту и до 8 в глубину. Куда хочешь стреляй, куда хочешь води. Был там неприятный кишлачок. Я поставил против него в боевое охранение взвод, и проблема была снята.
Целый день с часовым перерывом на завтрак, обед, ужин по особому плану батальон занимался: перебегал, переползал, окапывался, водил. На базу вернулись в 22 часа. Я построил батальон и объявил, что до тех пор, пока техника не будет заправлена и обслужена, оружие не вычищено - спать никто не ляжет. Поскольку обстановка боевая - по-другому нельзя. Энтузиазма это не вызвало никакого. Заморенные дневными занятиями солдаты демонстративно медленно взялись обслуживать технику и чистить оружие. Я их не подгонял. Закончили в 1 час 30 мин. В 4 часа батальон был снова поднят и опять вышел в поле, целый день занимались, вернулись около 22 часов. Те же самые слова о необходимости вычистить оружие и обслужить технику, но совершенно другая реакция. Народ сообразил, что чем медленнее будет идти обслуживание и чистка, тем меньше времени останется для сна. Я сделал широкий жест: поднял батальон не в 4, а в 5 часов. В последующем начал просто возвращаться несколько раньше. В результате 10-дневных занятий все без исключения военнослужащие батальона приобрели, восстановили устойчивые навыки в действии с техникой и при вооружении; стреляли из всех видов оружия. Каждый солдат швырнул оборонительную и наступательную гранату и тем самым избавился от вечного солдатского суеверного страха перед ней.
