Прасковья Мельгунова-Степанова - Дневник. 1914–1920
Сегодня все опровергается. Приехали Кускова и Прокопович и говорят, что вчера в 8 часов вечера весь Петербург был в руках большевиков, а правительство в Петропавловской крепости. Потом пришло известие из банка, что казаки все усмирили и что министры – Каледин, Милюков и др. Потом и это опровергалось, и говорили, что Керенский с войском в Гатчине. Симсон слышал, что Керенский арестован. У нас в Москве объявился Рябцов и заседает со штабом в Думе, отдавая по телефону приказы. Там же Прокопович, Хижняков и другие и Комитет общественной безопасности (от нас, национал-социалистов, Филатьев – принят как товарищ городского головы).[179]
В 9 часов большевикам был поставлен ультиматум сдаться – срок был дан 20 минут. Они отказались – их будут брать. У них было в Сухаревском народном доме собрание районной думы, туда явились большевики, заявив, что у них 16 минут на размышление и чтобы они шли скорее по участкам и забирали что возможно. Они разошлись.
Москва объявлена на военном положении. Всюду патрули юнкеров. С., идя во «Власть Народа»[180] в Охотный ряд, попал под обстрел юнкеров, которые брали гараж, где засели большевики.
Известия 28/ХК вечеру большевики сосредоточились в Хамовниках (шел сильный обстрел). Они сидели в Чернявском училище, а юнкера наступали. Сегодня они уже заняли часть Остоженки. После присылки Ногина для переговоров, что описано в «Труде», они перебрались из генерал-губернаторского дома на Сухаревку. Сухаревка, Лефортово (где сидит в казармах 58-й полк с оружием – они решили умереть, но не сдаваться). Еще их гнездо у Красных Ворот. Всю ночь обстреливали Басманную, брали Коммерческое училище. Совет рабочих депутатов сидит в генерал-губернаторском доме.
29-го Хамовники – обыск во всех квартирах, отнимают оружие. Из Думы передают, что Керенский с войсками вступил в Петербург.
Большевики взяли градоначальство, но это опровергает Шполянский, взяли и почтамт. Временное правительство в Петербурге восстановлено, а некоторые полки отступили в Финляндию – известие это от 7 часов вечера. В Москве большевики еще сильны. Обыск дома Курносова на Кудринской площади произвел впечатление, что большевики отступают: они пришли в квартиру, где сидела охрана, и потребовали оружие, оставили одну винтовку и просили звонить на Прохоровскую фабрику,[181] если понадобится оружие, их спросили: «А обыск?» – ответили: «Нет, не будем делать». У Кудрявцевых (Хамовники) обыскали девять квартир, искали оружие, военных отпускали. У Выдриной (угол Тверской и Леонтьевского переулка) 30 человек искали оружие, слышали стон. Сегодня 32 000 казаков вступили в Москву, за ними идет артиллерия. По Пресне они шли, предшествуемые броневиком.
В 12 ч. ночи по предложению Железнодорожного союза заключено перемирие на 24 ч. Борьба отодвинулась на окраины и шла на Немецкой. В Хамовниках все спокойно. Около нас в 11 ч. вечера сильно работал пулемет, и бросали ручные гранаты. Известие о водворении Временного правительства и об отступлении большевицких войск в Финляндию неясно и неточно.
Большевики в течение дня подошли ближе. Из Хамовников дошли до Храма Христа Спасителя. От Красных Ворот до почтамта, который в их руках.
Керенский вступил в Петербург. Королев (член национал-социалистической партии) ежедневно ездит в бригаду и там имеет связь с большевиками – они сегодня добры, но все же их приходится подвинчивать, для этого ловят офицеров и приводят на избиение. Сегодня от них вывозили пушку на Кудринскую площадь и палили. Вчера Лидов рассказал, как Троцкий явился в министерство иностр[анных] дел. Он просил всех собрать. Долго не собирались; когда наконец собрались, он вошел и попросил всех садиться, но ему никто не подал стула. «Я – Троцкий», – начал он. Его переспросили: «Кто?» – «Троцкий». – «Это ваша настоящая фамилия?» – «Нет, Я Бронштейн». – «А!» Какая-то барышня выскочила: «Вы были в Германии и за немцев?» – «Я был восемь месяцев в Германии и сражался с кайзером». Затем он потребовал немедленной выдачи тайных договоров. «Знаете ли вы, что если вы их обнародуете, то союзники порвут с нами?» – спросили его. – «Неужели? Все-таки передайте их мне». – «Вы найдете их в канцелярии». В действительности все договоры уничтожили, шифры тоже, оставили один старый. Потом он потребовал переводчика, чтобы воззвание о мире перевели на немецкий язык и «забросать им немецкие окопы». – «Ну, а если они не пойдут на это?» – спросили его. «Тогда мы им покажем. Весь народ, разделив все, двинется на немцев и уничтожит их, причем вся одежда будет разделена». – «Вам придется найти переводчиков, у нас все знают языки, но переводчиков нет». Он объявил, что все от швейцара до товарища министра будут получать равные вознаграждения. Они ответили, что подумают и дадут ответ. Потом собрались без него и вынесли резолюцию, что все от швейцара до товарища министра уходят. Он очень растерялся: «Как же быть?» – «Как знаете». – «Ведь мы вам дадим свидетельства, что принудили вас, на случай возвращения Временного правительства». – «Нет». – «Тогда я опубликую по всем полкам о вашем поступке». – «Пожалуйста». И они разошлись.
30/XВчерашнее сообщение Сахарова воздействовало на некоторых жильцов нашего дома ошеломляюще. Жильцы Симсона провели часть ночи в ванне, а Роганов, услышав это сегодня утром, 5 мин. был в столбняке. Сегодня домовый комитет дома Курносова (на Кудринской площади) поднял всех в 4 ч утра известием, что идут громить с Арбата; они позвонили в Комитет общественной безопасности, и тот стал всем об этом сообщать, не проверив, – все оказалось ложью. Вообще, домовые комитеты создают большую панику. Один доносит на другого. Например, комендант Гранатного переулка донес коменданту Малой Никитской, что из квартиры Федорова (29 Малая Никитская) сигнализируют большевикам, и квартиру их обыскали члены комитета. Корнилов бежал, и в Петербурге говорят, что он стал в Москве во главе усмирителей восстания. Приехал Павел Мамонтович и говорит, что войска вступили в Петербург. Говорил это и другой очевидец. Там сам Совет министров «народных комиссаров» распадается. Уже Ленин (председатель) на «Авроре». «Военный Совет» тоже распадается. У нас приходят войска, говорят, саперы осаждают Сухареву башню. Сегодня было хуже всех дней, хоть и был день перемирия, неизвестно, кем нарушенного. Особенно плохо было, когда мы возвращались из бюро партии. Мы шли от Годеинского переулка до дому больше часа, так как обстрел был со стороны Кудрина – стреляли вдоль Поварской и обеих Никитских, которые обстреливались и со стороны Никитских ворот. Прежде всего, патруль не пустил нас выйти с Молчановки, мы пережидали в подворотне, потом, когда мы повернули за угол, солдат из «батальона смерти» с наведенным на нас ружьем крикнул: «Руки вверх!» – Мы подняли. «Бегите на ту сторону, а то стреляют», – сказал он. Волк-Карачевский спрятался за выступ, но С. позвал его, и мы подошли к кучке офицеров на углу Поварской. Они проверили наши пропуска и велели бежать через Поварскую, так как она под обстрелом (отвратительное чувство дичи, по которой стреляют). Перебежав, мы прошли вдоль санатория Гриневского и на углу Скатертного переулка опять попали на пикет, который сказал, что стреляют из-за забора в конце переулка, чтобы мы скорее проходили вдоль него. Так мы добрались до Большой Никитской, которую тоже, как и Малую Никитскую, надо было перебегать, причем про последнюю офицер сказал, что там очень опасно, так как стреляют от Никитских ворот, где с утра жарил бомбомет по «Униону» (кинотеатр на углу Никитского бульвара) и стреляли во все стороны.
