Тони Бэрроу - Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’)
Ринго
Я никогда не понимал, почему некоторые люди называют Джорджа ‘Тихоней’. Я считал, у него всегда было много, что сказать. Тем, кто заслужил это прозвище, был Ринго Старр. Хорошо известный британский комик Эрик Морекомб называл его ‘Бонго’, его управляющий банком знал первого битла, появившегося на свет, как Ричарда Старки, а для его родных он был Ричи. Он изысканно одевался и носил набор бросающихся в глаза колец на пальцах. Однажды, когда один репортёр спросил его, почему кольца были там, он ответил: “А куда ещё?” В своей книге, ‘Подвал полный шума’, Брайан Эпстайн назвал его “… маленьким бородатым паренькём из Дингла”. В августе 1962 года Ринго сбрил свои излишние бакенбарды, зачесал свои волосы в ‘чёлку-шваброй’ и вуаля! Он стал битлом. У Ринго в группе часто была скорее роль наблюдателя, чем оратора. Он позволил говорить за себя своему фоновому ритму. В августе 1962 года, после их успешной сессии прослушивания для Джорджа Мартина, но перед записью ‘Люби же меня’, битлы поменяли ударника, выгнав Пита Беста и наняв Ринго. Казалось, это странное время для того, чтобы возиться с составом. Я попросил Джона объяснить разницу между Бестом и Старром. Он сказал мне просто: “Пит Бест – замечательный ударник. Ринго Старр – замечательный битл”. Битлы мало использовали искусные соло на ударных в середине своих песен, поэтому перкуссивные способности Ринго редко превышали норму.
Когда на горизонте возник Ринго, Джон, Пол и Джордж были вместе почти пять лет – особенно долгое время для лет раннего взросления. Джон был прав – Ринго освоился в роли битла, как будто он был послан на землю именно для этого, но это было поверхностное изменение, которое так и не компенсировало его позднее появление. Думаю, он старался изо всех сил преодолеть свой комплекс неполноценности, но, волнуясь, лишь делал всё хуже. Ринго обычно хранил молчание, пока кто-нибудь не заговаривал с ним. И приватно и публично остальные трое с готовностью принимали его, как равного, но всегда было подспудное чувство, к первоначальному объединению был присоединён посторонний связями, которые никогда не были настолько надёжными, как те, что связывали вместе первоначальную тройку. Ринго говаривал мне: “Я часто думаю, что делает такой оборвыш, как я, со всем этим?” Подобно остальным, Ринго был полностью оплачиваемым музыкантом, которого многие считали лучшим ударником в кругах Мерси-бита. Непосредственно перед присоединением к ‘Битлз’, Ринго был с ‘Рори Сторм и Ураганами’, уважаемой в Ливерпуле группой. Именно Рори убедил Ричарда Старки взять себе сценическое имя ‘Ринго Старр’ и давал ему небольшое собственное вокальное выступление, ‘Время Ринго Старра’, в котором то пел ‘Парни’. Эта традиция – предоставлять Ринго место для пения, как на сцене, так и на альбомах – продолжилась, когда он присоединился к ‘Битлз’. К августу 1962 года он много играл в Ливерпуле и Гамбурге, но не с ‘Битлз’. Так вышло, что он провёл какое-то время в одной скиффл-группе и принял участие в конкурсе талантов, который я проводил в зале ‘Сент-Льюк’, также известном, как ‘Кросби’с хайв оф джайв’. Его группа оказалась второй.
В отличие от других битлов, он был неспособен делиться воспоминаниями о хороших и не очень моментах самой ранней истории группы и не мог полностью включаться в разговоры о том периоде. Когда Ринго появился, совершенно новый контракт с ЭМИ уже был на блюдечке с голубой каёмочкой. Он не застал все надежды и душевные муки, которые сопровождали шестимесячные поиски Брайана Эпстайна соглашения на запись. Вдобавок к этому было и его осведомлённость о том, что его предшественник в ‘Битлз’ пользовался значительной популярностью среди ливерпульских фанатов. Многих сторонников Пита Беста возмутило увольнение этого сексуального и уверенного в себе ударника, и они и не подумали с готовностью принять Ринго.
Детские недомогания ограничили образование Ринго, и он чувствовал себя посредственным в смысле учености. Он часто попадал в больницу в отдел брюшной хирургии, из-за чего многое пропустил в школе в решающие годы. Он считал, что остальные замечают этот недостаток, и, вероятно, смотрят на него свысока, из-за того, что он не настолько образован, как они. Машинально он воздвиг свою старую – со школьных классов – защиту из молчания. Безопаснее было оставаться в стороне от активности, чем рисковать оказаться в замешательстве. Откровенно говоря, я не думаю, что недостаточно достижений в классах или отсутствие успехов на экзаменах были настолько важны для великолепной четвёрки по сравнению с музыкальным мастерством, но, полагаю, реакции Ринго, как единственного позже дружного со всеми битла, были неизбежны.
В музыкальном плане Ринго на самом деле был посторонним в том смысле, что, как правило, от ударника любого ансамбля не требовалось принимать слишком активное участие до финальных стадий подготовки новой песни к записи. На типичной битловской сессии в студии остальные трое часто разрабатывали свои вокалы, пробовали различные гитарные эффекты, и лишь в одиннадцатом часу требовался Ринго, чтобы обсудить темп произведения и сказать ему, что они хотят от него. Он не являлся частью основного творческого процесса, а лишь парнем, обеспечивающим барабанный бой, поэтому Ринго проводил много студийного времени в углах комнаты, играя в покер или что-нибудь в таком роде с Нилом Аспиноллом и Мэлом Эвансом. В ожидании он курил сигарету за сигаретой и пил чай. На сцене Ринго был также отделён от остальных, находящихся впереди; обычно он взгромождался высоко на своём месте ударника, которое устанавливалось позади от остальных. Это оставляло его почти буквально в стороне от света рампы большую часть выступлений. Как и Джон, Ринго женился на своей возлюбленной из родного города, парикмахерше по имени Морин, в феврале 1965 года. В начале их романа Ринго говорил нам, что у него большие планы в её интересах, обещая поставить её во главе её собственного парикмахерского дела в масштабе всей страны. Ринго был самым обычным битлом, а Морин самой практичной из их женщин. Парикмахерская империя так никогда и не появилась, и, подобно Синтии Леннон, Морин пришлось довольствоваться ролью верной домохозяйки битла и покорной матерью их троих детей Зака, Джейсона и Ли.
Я обнаружил, что Ринго редко бывает инициатором разговора, если это только не было просьбой зажечь свет или чего-либо такого же банального. С другой стороны, если я пытался начать более содержательный диалог, он был полностью готов принять вызов. Я нашёл его весёлым собутыльником, и мне нравилось его сдержанное чувство юмора. У него, бывало, появлялись несколько замечательных острот, и он придумывал абсурдные броские фразы, как, например, ‘вечер трудного дня’, ’восемь дней в неделю’ и ’завтра никогда не знает’. Моим любимым был его импровизированный ответ, который он дал ведущей ‘На старт, внимание, марш!’ Кэти МакГоуэн на пике борьбы между модниками и рокерами: “Битлы – не модники, не рокеры. Мы просто мокеры”. На протяжении всех лет яростного испытания битломанией и много позже Ринго оставался безмятежным и уравновешенным. Ближе к концу 60-х годов он оказался тем, кто был наименее вовлечён или травмирован ухудшением отношений внутри ансамбля, хотя он был так подавлен отсутствием у самого себя прогресса и всё более возраставшей враждебностью между участниками ансамбля, что он ушёл. Чтобы сделать возвращение простым для него, остальные почти проигнорировали его короткое отсутствие, прикрыв его и почти шутя между собой, что у него продлённые выходные. Ринго осознал, чего он лишается, и поспешно вернулся в состав.
