Питер Пэдфилд - Секретная миссия Рудольфа Гесса
Естественно, что реакция отдельных предпринимателей и банкиров была, как выразился американский историк Дэвид Уолтерс, "разнообразной, неустойчивой и противоречивой" и, как это часто бывает в аналогичных запутанных ситуациях, большинство предпочитает поддерживать направление, а не абсолютную политику и склонно к нередкой перемене мнений. Тем не менее главенствующую роль продолжали играть группировки монополистического капитала. Германская промышленность всегда находилась в подчинении у государства, что в наибольшей степени соответствовало прусскому военному характеру. На основе государственного законодательства вместе с банками она образовывала огромные синдикаты и картели, поставленные на службу национальной экономике и способные проникать на внешние рынки правда, за счет германского потребителя, платившего высокую цену за неизбежные промахи и нерентабельность. Это было полной противоположностью характеру англо-американского рынка, где за счет свободной конкуренции и свободного ценообразования потребитель получал максимальный выбор при минимальных ценах.
Банки тоже играли разные роли. В Германии они были активными партнерами поддерживаемых ими концернов со своими представителями в руководящих аппаратах, принимавшими участие в стратегическом планировании. Таким образом, направление развития национальной экономики определял сравнительно ограниченный круг банкиров и директоров гигантских трестов; а поскольку Германия была капиталистической демократией, все подчинялось неумолимой логике — логике капитала. Но после войны успех профсоюзного движения и социалистическая администрация эту логику поколебала. В результате финансовые и промышленные воротилы пришли к единодушному мнению, что профсоюзы нужно либо стереть в порошок (вместе с парламентской демократией, как считали промышленники), либо внедрить в государственную структуру. Еще более единодушны они были в своем стремлении освободиться от бремени военных репараций и других "оков Версаля", ограничивавших численность вооруженных сил, торгового флота и участие в мировой экономике. Существовало и согласие о необходимости расширения на восток, подразумевавшее покорение России и ликвидацию большевизма, об установлении германского порядка сначала на европейском континенте, а потом и в мире. Решить все эти задачи, победив сначала внутреннюю угрозу большевизма, можно было только сотрудничая с националистическим массовым движением, созданным нацистами. В этом тоже никто не сомневался. Единство мнения отсутствовало в другом, не менее важном вопросе реорганизации экономики в том направлении, как это видели "IG Farben" и примыкающее к ней крыло "Дойче Банка".
Для Гитлера экономическая дискуссия была лишь средством для достижения власти. В его мозгу, впитавшем и сознательно или бессознательно запечатлевшем все мечты и чаяния, вбитые в психику нации кайзеровским стремлением к мировому господству, все унижения и жажду мести, порожденные поражением, эта логика капитала терялась. Там главенствующей логикой было мировоззрение, признававшее одного-единственного главного врага еврея, одно-единственное решение через чистую кровь высшей нордической расы. Разумные финансисты и здравомыслящие практики полагали, что все это делалось с единственной целью добиться расположения масс. При этом некоторые из них рассчитывали дешево приобрести еврейские предприятия. То, что в наибольшей степени привлекало их в Гитлере, в его подборе деловых групп, на самом деле было его логикой. Они думали, что если он сам во все это верит, следовательно, на него будет легко воздействовать В первую очередь по этой причине Шахт хотел видеть его в роли канцлера.
Идеалиста Гесса, всего семь лет назад бросившего респектабельную карьеру ради сотрудничества с фюрером, а теперь окунувшегося в атмосферу германского и мирового финансового шторма, оценить несколько труднее. Тем, кто встречался с ним впервые, он казался человеком непробиваемым. Общественность даже не знала его имени. Несомненно, фюрера он уважал, но его отношение к взаимоисключающим требованиям деловых групп неясно, как неясно, какого взгляда он придерживался в своих дискуссиях на эту тему с фюрером. Госсвейлер склонен относить его к крылу Штрассера наряду с Гиммлером и экономическим советником Гитлера Вильгельмом Кепплером, которых он считал законспирированными агентами "IG Farben" на тот случай, если линия группы Штрассер-Рем потерпит неудачу. И Гиммлер, и Кепплер были людьми, достаточно преданными Гессу.
Не приходится сомневаться в том, что, примерно в то же время, с Гитлером не без помощи Карла Хаусхофера и Гесса пытался связаться Карл Бош, один из основателей «IG», рассчитывавший выяснить отношение фюрера к синтетическому горючему, имевшему немаловажное значение для закрытого экономического блока и на что концерн уже истратил около десяти миллионов. На последующей встрече с техническим директором доктором Бютефишем Гитлер красноречиво рассказал собеседникам о своем стремлении построить автомагистрали и поставить Германию на колеса. После того как партия пришла к власти, "IG Farben" открыла отдел, ставший практически исследовательским институтом, работавшим на военные цели Германии. Однако при отсутствии сколько-нибудь достоверных сведений со стороны банкиров и промышленников, сотрудничавших с нацистской партий, более правдоподобным представляется версия о том, что к концу 1932 года Гесс и Гиммлер выступали скорее как фанатичные приверженцы Гитлера, чем агенты той или иной финансово-промышленной группировки, и могли любую из них заверить в том, что при поддержке СС восторжествует не воля Штрассера или Рема, а воля фюрера. Это дает ключ к пониманию того, почему именно Гесс и Гиммлер, а не Геринг, Штрассер, Рем, Геббельс или другие ведущие фигуры нацизма сыграли главную роль в поисках компромисса между влиятельными группировками.
В это время выборы, прошедшие 6 ноября 1932 года, показали снижение популярности нацистской партии, собравшей всего 2 миллиона голосов, и рост влияния коммунистов. По всей видимости, апогей удачи партии на выборах миновал. В это время промышленники, перепуганные «социализмом» Штрассера и встревоженные открыто революционным духом СА Рема, решили показать, в чьих руках вожжи, и лишили партию финансовой поддержки, изъяв свои вклады. После издержек избирательной кампании партия встала перед лицом банкротства. Во время этого кризиса, спустя четыре дня после подведения результатов выборов, произошла первая известная встреча Гесса, Гиммлера и Кепплера с банкиром фон Шредером. Потом было составлено ходатайство, представленное Гинденбургу, в котором содержалась просьба назначить Гитлера канцлером. Ходатайство было подписано Шахтом, фон Шредером, Фрицем Тиссеном и многочисленными членами круга Кепплера, представителями тяжелой индустрии Рура, крупного землевладения, транспортных и торговых фирм Гамбурга и банков. Представители "IG Farben" или "Дойче Банка" открыто не фигурировали. В результате Гинденбург провел две встречи с Гитлером, но от назначения воздержался; вместо этого в начале декабря президент остановил свой выбор на фон Шлейхере, который, не долго думая, на пост вице-канцлера пригласил Грегора Штрассера.
