Владимир Качан - Аплодисменты после…
Я привожу здесь эту надпись не для того, чтобы похвастать, а лишь подчеркнуть, что если бы я в жизни вообще ничего не сделал, то был бы всё равно горд хотя бы тем, что такой человек мне так надписал сборник своих стихов и подарил его. Но этого мало. Он через минуту взял у меня его обратно, вытащил ручку и стал в нём исправлять опечатки и ошибки. Вероятно, хотел, чтобы в подаренном сборнике был чистый текст, за который он отвечает. И это было вдвойне трогательно и драгоценно…
У него хотели сниматься все, все без преувеличения, даже те, кто был уже очень популярен и знаменит. Знаменитые хотели потому, что Рязанов – это в любом случае знак качества, а начинающие хотели и мечтали потому, что знали: сняться у Рязанова – всё равно что получить пропуск в славу, в другую жизнь, в другой виток биографии.
Мне ничего не довелось сыграть в его фильмах. Я никогда не просил у него этого, хотя… Хотя, быть может, и зря… Но зато у меня есть вот этот сборник стихотворений. И я сейчас вновь открою его и закончу этот короткий рассказ о великом и живом Эльдаре его же словами:
Хочется встретиться с тем, что утрачено.
Хоть на мгновенье успеть в это дальнее…
Только за всё, что промчалось, заплачено.
P. S. Последнюю строчку он зачеркнул и написал новую, ручкой, вот эту…
Жизнь! Улыбнись мне улыбкой прощальною…
Борис Хмельницкий
Робин Гуд в актёрской шайке
К юбилею моего друга Бориса Хмельницкого, состоявшемуся в Доме кино, был написан вот этот текст вместе с содержащейся в нём историей, которую вроде как не совсем прилично рассказывать, но только не ему и не тем, кто способен ещё посмеяться над собой. Есть люди, с уходом которых мир становится менее весел, праздничен; менее лёгкой и обнадёживающей становится жизнь. Но вспоминать хочется всё равно всё легкое, весёлое, что связано с ним, хочется относиться как к живому. Никакого почему-то желания плакать над могилой, потому что скорбь и Боря – несовместимы. Он шутил даже тогда, когда знал, что умирает, и никому не жаловался. Я на этих страницах шлю привет ему, как и всем, в чей уход организм отказывается верить, так как думаю, их души где-то там, в ноосфере, знают, чем мы тут без них занимаемся.
Вот это поздравление. Представьте, Боря жив, сидит в углу сцены среди букетов от поклонниц, хохочет над наиболее удачными пассажами своего товарища и думает – когда же всё это кончится, чтобы поскорее переместиться в ресторан и хорошенько выпить… Да, да, именно жив, и никак иначе!..
В Могилёве когда-то организовали мои регулярные приезды с выступлениями. Местная активистка Зоя теперь живёт в Израиле, но никогда не забывает поздравить меня с днём рождения или с Днём театра. Ей удалось создать в Могилёве некую театральную гостиную, хозяином которой как бы являлся я. И я начал приглашать в эту «гостиную» моих друзей, знаменитых уже к тому времени артистов. Выступать, разумеется. Вдвоём. Я привозил туда и Льва Дурова, и Семёна Фараду… Вот и Борис там однажды оказался. Он всегда выступал очень хорошо. В жизни Боря сильно заикался, и было непонятно, как при таком дефекте речи он способен быть артистом. Однако он выходил на сцену или концертную площадку, и происходило чудо: заикание куда-то исчезало, и он превосходно читал или пел. Я думаю, что не буду ничего преувеличивать, если скажу: его любили все… И он того стоил… Здесь, на этом фото, мы с ним вдвоём
Вот, например, мы здесь вместе со Львом Дуровым. Эта лишённая эротики фотография сделана на кинофестивале в Анапе. Дуров – отдельная история, описанная в этой же книге. Тощий красавец Борис Хмельницкий, плотного телосложения автор и выдающийся артист театра и кино Лев Дуров. Все смеются, в худшем случае – улыбаются
А вот это 1996 г. Агитационно-концертная бригада, руководимая Максимом Дунаевским и выступавшая под лозунгом «Голосуй, а то проиграешь!». Вы видите здесь и Бориса Хмельницкого, и Александра Панкратова-Чёрного, и болгарского певца Бисера Кирова, ставшего потом культурным атташе посольства Болгарии в Москве. Финальный поклон в полном составе
Один знакомый сказал про Хмельницкого: «Он не просто красив, он живописен». Его изумительная самодостаточность и уверенность в своей неотразимости могли бы удивить любого домашнего породистого кота, который прыгает к вам на колени, твёрдо зная, что его не прогонят и – более того – что он любим и будет обласкан. А как же иначе, если я прекрасен. Не полюбить совершенство сразу, с порога, могут только конченые идиотки, ничего не смыслящие в красоте и гармонии. Сказать о Борисе «секс-символ» и тем самым поставить его в длинный ряд мужчин той же категории, которую произвольно, по своему вкусу назначают журналисты, – это значит принизить его мужские достоинства. Он не похож ни на кого. Разве что на седого льва, уставшего от побед и отощавшего от того, что ему надоело мясо и попросту лень охотиться. Его серебряная грива и импозантная борода сводили и сводят с ума женщин нескольких поколений. Интересно, что в этот реестр входят и молодые девушки, которым тоже лестно приблизиться к совершенству и которые ошибочно полагают, что он уделит им время и научит высокому искусству любви. Они ещё не знают, что главные интересы в его жизни – это бильярд и выпить. Ну и немного музыки… Однако они могут рассчитывать на кратковременное – но зато шикарное – ухаживание, ибо Борис добр и щедр по природе. Он угощает и дарит. А главное, сам испытывает от этого огромное удовольствие.
Но иным неудачницам не выпадает даже малая толика счастья. Не везёт! Так однажды в Петербурге к Борису в гостиничный номер привели двух поклонниц, готовых буквально на всё ради автографа и нескольких минут общения с этим русским викингом. Коньяк был им к тому времени не просто пригублен, а пригублен изрядно. Борис царственно откинулся на стуле и решил позволить себя любить. Сделал он это весьма своеобычно и в свойственной ему манере, которая возникает, когда в его организме вибрирует более трёхсот грамм крепкого алкоголя. Буквально через несколько минут после появления барышень он задал им сакраментальный вопрос, выраженный с более чем солдатской прямотой: «Мы сегодня е…я будем?» Тут повествование должно прерваться, так как в русском языке нет литературного определения действия, которое Борис облёк в неопределённую форму матерного глагола. Есть скучные синонимы, известные всем. Но вы, конечно, уже догадались, что именно предложил Борис опешившим девчушкам, чем сразу перевёл вечеринку из светского русла в канализационный сток.
