Аркадий Сахнин - Не поле перейти
И грустно было Ивану Махалову, что ему досталась только учеба, строевая подготовка, караульная служба, а если нет провинившихся, то и очередные наряды на кухне. Сиди и чисти картошку. И как нарочно, одна за другой шли беседы о боях, проведенных частью, куда он пришел служить.
Иван Махалов словно видел весь ее боевой путь.
Он "11иво представлял себе картину, как, окруженные со всех сторон гитлеровцами, насмерть сражались его однополчане; как в самый трудный момент комиссар Ермаков, оставаясь во главе бойцов, передал старшине Сурозову знамя и приказал вынести святыню части из огненного кольца.
Здесь, на плацу, где стоял теперь Иван Махалов, он принимал присягу под этим боевым, простреленным знаменем.
Да, было время... Сражения, штурмы, пороховой дым... А ему и вспомнить нечего будет. И все-таки он думал: "Ну что ж, и я бы смог..."
Капитан подал команду "Вольно!", но приказал не расходиться.
Всэм, кто был сегодня на плацу, приходилось участвовать в парадах, смотрах, от них всегда требовали подтянутости, чистоты, аккуратности, и они старались выполнять эти требования. Да, попробуй не выполни:
увидит старшина, командир взвода, командир роты или старшие командиры, уж кто-нибудь да обязательно заметит несвежий подворотничок или другой непорядок.
Будет стыдно.
В эту минуту на плацу едва ли кто сделал бы им замечание. Но все машинально подтягивались, поправляли л руг на друге одежду, ремни. Во всей обстанозке плаца, такой знакомой и привычной, было сегодня что-то новое, неизведанное.
Приглушенно, точно перед выходом в бой, гудел мотор бронетранспортера. Он стоял неподалеку, но сквозь туманную дымку виднелся лишь его угловатый силуэт.
На фоне тяжелого серого неба одиноко поднимались два высоких столба с толстой перекладиной и недвижно спускались вниз кольца на длинных веревках.
Немного дальше - черные громады затянутых в брезент танков.
Никто не ощущал страха. Было торжественно, радостно и немного жутко.
- К машине!
Быстро и бесшумно заняли места в бронетранспортере. Рядом с водителем Солодовниковым сел командир роты.
Тишина.
- Все на местах? - оборачивается капитан.
- Так точно! - отвечает старшина Тюрин.
- Поехали!
Будто прожекторы, ударили фары. Сильнее загудел мотор, машина тронулась, медленно обогнула здание и осветила одинокую фигурку с автоматом у шлагбаума.
Часовой прикрылся рукой от света, и Солодовников тут же погасил фары.
Туман рассеялся. Начиналось хорошее осеннее утро. Бронетранспортер выехал на улицу Дзержинского. Она пересекает две крутые горы, на которых стоит город. Первые трамваи уже спускались с этой немыслимой крутизны, миновав седловину, карабкались вверх к центральной площади города площади Ленина.
Как удерживаются они на рельсах, почему не летят, не кувыркаются, трудно понять.
Тормозя двигателем, Солодовников спустился вниз, а потом долго выбирался на гору. Преодолев подъем, быстро миновали короткую прямую улицу Ленина, и перед солдатами открылся как на ладони Кировский район.
Со всех улиц и переулков шли люди и, точно горные ручейки, стекались на широкую центральную магистраль, к которой приближался бронетранспортер.
Десять тысяч, человек покидали район.
Из дома в дом, из квартиры в квартиру шли агитаторы, терпеливо объясняя необходимость оставить свои жилища, поторапливали, помогали престарелым.
Жители и раньше знали о том, что им придется временно эвакуироваться. Трижды в день по радио передавали наименования улиц, переулков, площадей, попавших в опасную зону. И все-таки только теперь в полной мере ощутилась эвакуация.
С горестным чувством уходило население.
Вот красивый особняк. В большой комнате на столе посуда, остатки завтрака. Девушка перед зеркалом, торопясь, пудрится, красит губы.
- Верочка, - говорит пожилая женщина, - выпей хоть стакан чаю, что сегодня за наказание...
- Некогда, мам, трамваи не ходят, я на работу опоздаю.
Схватив чемоданчик, убегает.
Женщина идет в соседнюю комнату. Возле письменного стола с выдвинутыми ящиками высокий, энергичный человек в пенсне. Это, может быть, врач, инженер, преподаватель... Он укладывает в чемодан бумаги.
- Боже мой, второй чемодан! - всплескивает она руками. - Ты же сам сказал: "Все будет цело, ни одной тряпочки не брать".
- Да, да, да - ни-че-го. Ничего, кроме рукописи.
- А черновики зачем? - кивнула она на нижний ящик. - Ты их уже десять раз переписал.
- Надо! - в сердцах говорит он. - Это плоды всей моей жизни. Пойми ты наконец.
Раздается звонок, женщина выходит.
Он бросает в чемодан бумаги из ящиков, со стола, и вдруг взгляд его останавливается на фотографии жены. Воровато оборачиваясь, кладет карточку в чемодан, быстро накрывает пачкой бумаг.
Входит жена.
- Это агитаторы, просят поторопиться...
В соседней квартире идет спор. Молоденький агитатор, паренек с комсомольским значком, убеждает пожилую женщину, которая не собирается уходить.
- Вы говорите вещей не брать? - спрашивает она.
- Конечно нет, все будет в полном порядке, - с готовностью отвечат юноша, не подозревая подвоха в вопросе.
- Так зачем уходить?
Паренек не сразу находит ответ, а она уже снова наступает:
- Нет, уж раз взялись вывезти снаряды, значит, вывезут.
Не добившись результата, паренек уходит. Через несколько минут появляется бригадир агитаторов, такая же пожилая женщина, как и хозяйка.
- Вы тоже агитатор? - удивляется та. Ей становится неловко. - Ну уж пошел, нажаловался... Видите, вот собралась, сейчас ухожу...
А паренек уже на пороге следующего дома. Дверь в комнату приоткрыта. Пожилой человек, взобравшись на стул, снимает портрет молоденького офицера в форме летчика первых лет войны с орденом Красного Знамени.
- В простыню обернем, и будет хорошо, - отвечает он на вопрос жены.
Она грустно всматривается в портрет, так похожий на мужа.
Паренек кашлянул, постучал.
- Вам не нужна помощь?
- Нет, нет, сейчас уходим...
На углу, в крохотной мастерской, копошится старый часовщик. Он бережно собирает колесики, пружинки, инструмент, упаковывает в бумагу, укладывает пакетики в маленький чемодан.
Рядом суетится совсем седая старушка.
- Так все разбросать по всей мастерской надо уметь, - говорит она незлобиво.
- Очень просто, я думал, что мне уже не придется больше эвакуироваться.
Он вздыхает, смотрит куда-то в одну точку, как бы сквозь стену.
- Так о чем же ты думаешь? Надо ведь собираться.
Военный комендант города подполковник Бугаев,
проверив трассу предстоящей транспортировки снарядов, объезжает улицы. Его знают все агитаторы. Он направляется туда, где совсем трудно. Заупрямится вдруг человек, и никакие доводы на него не действуют.
