Валентин Бадрак - 7 злых гениев, шокировавших мир
Большим событием в жизни Ивана оказалось пребывание при нем (при содействии митрополита Макария) новгородского священника Сильвестра. Историки говорят о появлении религиозного лидера на жизненном пути царя ранее 1545–1546 годов, то есть еще до коронации, а может быть, и до первого убийства. Сильвестр, внушив Ивану трепетное отношение к Богу, не только серьезно подтянул образование княжеского недоросля, но и какое-то время служил сдерживающим фактором деструктивных проявлений. Религия на поверку оказалась могучей силой, уводящей от насилия, правда, стоит сказать, что Сильвестр умело играл на самолюбии самодержца. В частности, велись нескончаемые беседы пророка и терпеливого ученика о миссии последнего и его божественном предназначении. Кроме того, советы Сильвестра оказались полезными для начавшейся семейной жизни монарха. Некоторые исследователи уверены, что царь Иван по-настоящему любил жену свою Анастасию. Но вряд ли стоит верить в такие гипотезы. Хотя любовь способна исцелять, Иван уже давно стал на путь зверств, которые щекотали его нервы намного сильнее, чем трепетно-нежные любовные чувства. Что сила любви в сравнении с разгулом диких инстинктов, испытанным ощущением убийцы и насильника?! Поздно! Он лишь загнал рано разбуженных демонов поглубже вовнутрь своей ненасытной утробы. На время. Можно даже поверить, что самодержец делал искренние попытки измениться. Но если это и было так, его дальнейшая кровавая история свидетельствует, что легче преступить через неписаные законы человеколюбия, чем заставить себя потом вернуться в лоно Природы, во второй раз родиться и осознать себя ее частью. В случае с Иваном Грозным это оказалось невозможным. Гиена проснулась, ее привлекала смерть и только смерть.
Властвование темных силТак или иначе, Иван был вынужден рано повзрослеть. К этому его подталкивала постоянная опасность быть низвергнутым коварными боярами, которые, как он считал, извели его мать и теперь ждали удобного случая расправиться с ним. В семнадцать лет Иван был вынужден возглавить военный поход на басурманов – с целью захвата Казани. Возможно, это была ловко спланированная акция кого-то из боярского окружения молодого царя, ибо таким образом столкнуть непрактичного и неопытного юношу с реальной, отнюдь не библейской жизнью было полезно. И не столько для того, чтобы задеть звонкие струны царского тщеславия, сколько для того, чтобы поставить его в такое положение, в такие рамки, в которых он почувствует себя бессильным и бездарным. Может, бояре надеялись, что после суровых походов царь станет более покладистым и внимательным к советам знати. Действительно, в течение всей жизни впечатлительная и излишне восприимчивая натура монарха легко поддавалась внушениям тех, кому он доверял. И если попытка добыть славу с оружием в руках была хитроумным ходом бояр, то акция удалась. Потому что неудавшаяся военная кампания и бесславное возвращение царя обожгли его, как огнем. Кто-то сказал ему, что это наказание Божие за его грехи, повергнув государя в смятение, вызвавшее религиозно-психологическую депрессию. Это была едва ли не первая болезненная фрустрация, напоминающая о себе травма горе-властителя, сигнал о комплексе неспособности управлять, руководить, царствовать и побеждать.
В дальнейшем Иван IV организовал целую череду военных походов, с третьей попытки взяв Казань, покорив Полоцк и Ливонию, фактически с единственной целью – утвердиться как государь-полководец и достигнуть военной славы и признания на этом поприще. Но и тут, несмотря на формальные победы, преимущественно ставшие результатом длительных и кровопролитных военных сражений и безжалостного отношения к народу, самодержца ожидало больше разочарований, чем радостей. Как свидетельствуют историки, начиная с Казанской войны, когда терзаемый сомнениями двадцатидвухлетний правитель был вынужден слушаться старших, более опытных в военном деле бояр, он довольствовался, по словам Р. Скрынникова, «почетной, но на деле второстепенной ролью».
В конце концов, царь осознал, что не сумеет преподнести будущим поколениям себя в качестве образца выдающегося полководца, и это открытие угнетало его никогда не прекращающейся душевной болью. Взрывоопасная натура правителя искала выхода для накапливающегося пара и не находила ничего иного, как доказывать свое царское величие бесчисленными избиениями и смертями тех, кому он тайно завидовал и кто на войне оказывался более удачливым военачальником. В условиях неограниченных возможностей обычная мужская зависть принимала облик яростной мести и ненависти. Особенно она усиливалась в обстановке неуверенности в себе и в том, что завтра может не наступить из-за какого-нибудь изощренного заговора. Не стоит забывать, что практически все отличившиеся в сражениях воеводы и организаторы кампаний вскоре объявлялись изменниками и уничтожались. Так в разное время сложили головы Адашев и Горбатый-Суздальский, наиболее отличившиеся во время Казанской кампании, или князья Кашин и Репнин, проявившие себя во время взятия Полоцка – наиболее успешного военного эпизода за все царствование Ивана IV. Сначала таких были единицы, потом десятки, а в последние годы жизни царя – сотни. Деспот стирал с лица земли лучших, настойчиво пытаясь предать забвению их имена. Его бесили чужие достижения, но особенно досаждала, да так, что он впадал в ярость, чужая независимость. Когда в войне с крымским ханом Девлет-Гиреем опальный воевода Михайло Воротынский разбил наголову противника, Иван Грозный, выждав определенное время, обвинил полководца в измене и после мучительных пыток горящими углями убил. Иван Грозный просто не выносил тех, кто в чем-то оказывался лучше его.
Тем не менее, несмотря на репрессии, Иван осознавал необходимость поиска новых союзников как в боярской среде, так и путем возвышения преданных сторонников, выдвинутых из более низкой социальной прослойки. Царю, которого довольно долго теснила во власти боярская знать, нужна была опора в виде третьей, зависящей лишь от него, силы. И эта сила нужна была ему, чтобы сокрушать, мстить, утверждаться на костях поверженных вассалов, которые обладали гораздо более яркими талантами, чем он сам. В первичном смысле убийства известных представителей русской элиты имели символический, даже сакральный характер: уничтожая лучших, правитель не только расчищал дорогу для себя – единственного блистательного человека в государстве, но как бы присваивал себе их качества, их имидж, их признанную силу. Монарх действительно делил власть с аристократией, на что указывают многие историки. И именно в этом следует искать причину проявлений ненависти и агрессии царя по отношению к боярам. Причиной конфликта с властной элитой было противоречие, которое Иван Грозный не мог разрешить долгие годы. С одной стороны, он нуждался в помощниках, с другой – от этих помощников, как ни от кого другого, он с напряжением и настороженностью ожидал подвохов и предательства.
