Эдвард Янг - Крадущиеся на глубине
С каждым днем субмарина приобретала все большее сходство с военным кораблем, экипаж прибыл, начались доковые испытания. Последними на Кэммел-Лэрдс явились два офицера. Одного из них, назначенного на должность торпедного и артиллерийского офицера, я уже знал. Это был юный Айвен Рейкс с "Морского льва". Штурманом стал Тони Джонсон, высокий симпатичный ирландец, до войны бывший студентом сельскохозяйственного факультета. Он всегда брал с собой в море какие-то срезы, которые в свободное от вахты время увлеченно рассматривал в микроскоп. И вот настал день, когда все строительные работы были завершены. С субмарины сняли опутавшие ее провода и кабели, оборвав последнюю ниточку, соединяющую ее с берегом; мы приняли на борт запасы и в сопровождении эскорта вышли в Данун, чтобы присоединиться к 3-й флотилии и провести ходовые испытания и учения, по завершении которых нам предстояло отправиться на Средиземноморье.
В течение двух месяцев мы упорно тренировались, старались предусмотреть возможные чрезвычайные ситуации и учились с ними справляться. Затем мы вышли в "пробный" поход, целью которого было дать экипажу возможность привыкнуть к походным условиям, а капитану приобрести опыта выхода в заданную точку и возвращения обратно. Нас отправили в относительно спокойный район, где встреча с врагом была маловероятна. Однако в этом, по большей части, учебном походе Ламби сумел отличиться, потопив немецкую подводную лодку и доставив домой пленного немца.
Мы находились в центральной части Северного моря, которая в течение многих дней оставалась абсолютно пустынной. Всюду, насколько хватало взгляда, расстилалась только серая гладь моря. Когда за день до окончания похода находившийся на вахте Тони Джонсон увидел в перископ поднимающуюся из воды угловатую рубку немецкой подводной лодки, он не сразу поверил своим глазам. Но вражеский корабль оказался вполне реальным, вокруг него бурлила и пенилась вода.
- Капитана в пост управления! - восторженно завопил он. - Тревога! Всплывает вражеская подводная лодка!
Все бросились на свои места. Ламби начал выкрикивать пеленги и дистанции даже раньше, чем Рейкс включил свою "фруктовую машинку". Условия для атаки были сложными. Уже стемнело, а лодка после всплытия вряд ли стала бы придерживаться одного направления и скорости, чтобы облегчить нам задачу. Стоя за спинами операторов горизонтальных рулей, я пытался справиться с нарушением дифферента, вызванным перемещением людей по лодке. Все ринулись в корму в пост управления. Значит, в носовые танки следует принять воду, а из серединных откачать. Кроме того, я был обязан не спускать глаз с рулевых, чтобы они вовремя выполняли все необходимые действия. Лодка должна постоянно находиться на перископной глубине, не опускаясь ниже, чтобы капитан мог видеть поле боя, и в то же время нельзя было допустить, чтобы из-за чьей-то ошибки лодка обнаружила себя, выскочив на поверхность. Если все это выполняется, капитан может полностью сосредоточиться на атаке. Через две минуты он отдал приказ начать атаку:
- Готовить все шесть труб! - а затем:
- Первая пошла, вторая, третья...
Дальше я почти ничего не слышал, потому что был занят закачиванием воды в носовые танки, а также увеличением скорости, чтобы не оказаться на поверхности. Спокойно, словно мы еще находились на учениях, акустик Кросби доложил:
- Все торпеды вышли, сэр!
Вскоре раздался оглушительный взрыв. Мы достали врага!
Ламби внимательно и долго исследовал горизонт в перископ, после чего приказал всплывать. Как только мы обрели полную плавучесть и запустили двигатели, я попросил разрешения подняться на мостик. Распахнув люк, я глубоко вдохнул свежий морской воздух, увидел несколько звездочек, весело сиявших на темном ночном небе. Подозреваю, что именно из-за звезд немецкий капитан всплыл на поверхность: ему было необходимо определить местоположение корабля. А наш капитан в это время вел лодку к месту взрыва. Мы уже могли рассмотреть несколько плавающих в воде предметов. Через несколько минут мы подошли к месту катастрофы. Вокруг нас плавали многочисленные обломки. Остро пахло нефтью, разливающейся по воде. В самой середине нефтяного пятна мы заметили трех человек. Один из них активно барахтался в воде, но, когда мы приблизились, поднял руки вверх и ушел под воду. Другой был мертв: он лежал на воде спиной вверх, нелепо растопырив руки и ноги, и не шевелился. Третий подавал признаки жизни, и мы вытащили его на палубу. Он был без сознания и громко стонал, изрыгая из желудка потоки морской воды и нефти. Матросы приволокли его на мостик. Там он на некоторое время пришел в себя, открыл глаза и посмотрел на меня. Его глаза полыхали отчаянием и ненавистью: оба чувства были такими сильными, что мне, признаюсь честно, стало не по себе. Потом он снова потерял сознание. Матросы осторожно спустили его во внутренние помещения.
Нам предстояло снова погрузиться для перезарядки торпедных аппаратов. Той ночью мы всплыли для подзарядки батарей позже, чем обычно.
Пленник на субмарине создает большие сложности. Запереть его негде, и нельзя забывать, что человек, знакомый с конструкцией подводной лодки, может достаточно легко нанести ей непоправимые повреждения, если он готов пожертвовать собственной жизнью. Значит, его следует держать под круглосуточной вооруженной охраной, то есть отвлекать людей от повседневных обязанностей. Даже в гальюне он мог при большом желании добраться до некоторых клапанов, то есть с него нельзя было спускать глаз и при отправлении естественных человеческих потребностей. Мы приспособили нашего пленника к уборке, и от работы он не отлынивал. Как нам удалось узнать, он был впередсмотрящим и находился на мостике вместе со штурманом и капитаном в тот момент, когда их ударила наша торпеда. После взрыва он почти ничего не помнил, нам только удалось установить, что уже после взрыва вторая торпеда угодила в машинное отделение, но не взорвалась.
В Данун мы вернулись победителями. Но радоваться нам пришлось недолго, потому что мы сразу занялись подготовкой к переходу на Средиземноморье. Люди получили четырехсуточный отпуск, который пролетел незаметно. В конце августа мы снова вышли в море и взяли курс на Гибралтар.
* * *
Он оказался таким, как его описывал Браунинг, - величественным и серым, теряющимся в дымке на северо-востоке. Я впервые попал в эти края и был переполнен новыми впечатлениями. Две ночи подряд мы вдыхали пряные запахи, доносившиеся с берегов Португалии, потом наблюдали в перископ мыс Сан-Висенти (мы шли мимо него средь бела дня), а ночью миновали Кадисский залив: мы его не видели, но как-то почувствовали. Когда мы вышли в точку встречи с катером, который должен был провести нас через узкий пролив (его ширина в два раза меньше, чем у Английского канала в районе Дувра), то получили возможность полюбоваться испанским берегом с одной стороны и африканским - с другой. Мне думалось, что в этих местах над водой непременно должен летать бессмертный дух адмирала Нельсона.
