Игорь Калинаускас - Свет вылепил меня из тьмы
Тогда появляется столько интересов, занятий, осмыслений, переживаний и чувствований, связанных с познанием, приятием и переживанием себя, что без всяких усилий исчезает интерес к таким бессмысленным вещам, как «А почему у него нет, а у меня есть?» или «Почему у меня нет, а есть у него?». Исчезает желание быть таким, как кто-то другой. Приходит знание, что я – это я и мне адресовано это послание. Мне! Я толстый, и это хорошо. Мне, толстому, это адресовано. А худому – я не знаю и не могу знать. Я худой. Это адресовано мне, худому… Я умный. Это мне, умному. Я не очень умный. Это мне, не очень умному. Это мне.
Приоткрывается понимание того, почему человек, якобы социально не очень успешный, светится. А что же ему не светиться? Он принимает себя.
Этим принципиально отличается то, что называется сущностью, ликом или сутью, от того, что я делаю в социуме. В социуме никакого «Я» нет и быть не может, ибо там все адресовано не мне, а «нам». Это Мы! Живем и трудимся в нашей стране. Это Мы! Переживаем все тяготы нынешнего этапа. Это Мы! И так далее, и так далее, и так далее. Там нет никакого «Я». И если кто-то впадает в иллюзию, порожденную социальным статусом, и думает, что он очень большой, очень богатый или очень сильный человек, и думает, что в этом случае есть он как он, то мы все знаем, чем это для него кончается. Приходят Мы и объясняют ему, что либо Мы, либо Они. А ты… непонятно что, либо ты с нами, либо ты против нас. Все просто. Это формула социальной жизни. Вся социальная жизнь пронизана ею: от самых мелких клеточек – семья, компания друзей – до самых больших – государство, нация, человечество. Либо ты с нами, с человечеством, либо ты против нас, гад, агент, инопланетян.
И есть у нас еще третья часть, на которой эти «Мы» и «Они» в каком-то смысле паразитируют. Хотя можно сказать, что это сосуд, в который все это налито, или еще как-нибудь это охарактеризовать. Эта третья часть – зверь, это часть, которая кушает, и если не будет кушать, не сможет вообще существовать, часть, которая вообще занимается совершенно непонятным, непотребным делом. Которую надо кормить, которой нужно спать и одеваться, чтоб не было холодно. Которой нужно… в общем, не очень много-то ей нужно, строго говоря. Но которой нас учили бояться, потому что она может победить это наше «мы». А почему она может победить и почему так надо этого бояться? Почему в социуме запущена такая дезинформация, что вот этого вот надо так ужасно бояться? Зачем социуму это нужно? Кому вообще нужна эта легенда о звере?
Все мы до какой-то степени извращенцы. Про свое собственное тело не можем спокойно сказать: это мое. Так спокойно: мое это. Да, мое. Вот такое. Мое это. Это трудно, потому что у нас есть образцы идеальных тел. Хотя это все совершенно полный бред. Видел я таких Шварценеггеров при эмоциональной нагрузке. Я работал с ними. Они падали. Перетаскать двадцать тонн железа за тренировку – это они запросто, а пятнадцать минут сильной эмоциональной нагрузки – и они просто падали. Кричали: «Дайте кушать, дайте анаболика, дайте нафаршироваться». Машины разные нужны, машины разные важны. Каждому своя, не чужая.
Это знание никому, кроме тебя, не нужно. Тебя! Другим оно не нужно и никогда не будет нужно, и сколько ни боритесь, сколько ни создавайте партий или объединений, сколько ни пишите воззваний, этого не будет никогда, и слава тебе господи, что никому это не нужно, кроме тебя. По определению. Ибо это только тебе и предназначено личное знание, единичное. Бессмысленно объединяться в союзы по этому поводу. Но осмысленно объединяться в союзы по другому поводу.
По какому поводу?Напряжение между Я и Мы должно было объективизироваться в большом масштабе, а не только в одном персональном теле. Оно и объективизировалось. Причем это Я существует в двух ипостасях. В ипостасях уникальных специалистов, куда выталкиваются из социума в отдельное сообщество, в разнообразные спецгородки, спецклубы или спецучреждения – куда-нибудь от нормальных людей подальше, чтобы не заражали своим Я наши стройные ряды объединенных в Мы. Они в этих рядах нужны, потому что творить, открывать и изобретать может только Я. Мы не может ничего изобрести, открыть. Но зато Мы гениально умеет этим пользоваться. Итак, такое напряжение существует. Но существует и другая ипостась. Ее мы имеем в виду, когда говорим о веселых сумасшедших, о тех, кто в состоянии, действительно в состоянии быть совершенно Я, быть собой до конца. То есть быть Я до конца. Это безумно трудно. Это какое-то сверхъестественное состояние, но такие варианты есть. И тому есть свидетельства в истории человечества.
Хочу обратить внимание на один очень существенный момент. Есть колоссальная разница между Я, к которому обращено послание, и так называемым индивидуализмом, социально запрограммированной системой воспитания социальных бойцов. Множество очень ярких и привлекательных примеров этого мы видим и в жизни, и особенно в американском кино. Смотришь, и хочется верить в то, что это действительно так. Но суть ситуации видна совсем на других примерах. Летчик-истребитель поднимается в небо один, один сражается, один поражает цель, но в действительности нужно около двухсот человек, чтобы самолет взлетел и все произошло нормально от первой до последней минуты полета. Так что это летит не он. Это летит роль. Это Мы летит. Это Мы покорило космос, а не он.
Есть масса замечательных методик, кроме ДФС, но они не работают без автора. В присутствии автора работают, а в его отсутствие – нет. А все потому, что они не для Мы, а для Я. Для ученика, причем, скорей всего, одного. Эта ситуация и породила вечный и очень сложный вопрос, особенно для тех духовных людей, которые принадлежат к традициям, живущим в открытом социуме. Это вопрос личных отношений с социумом духовного человека. Его личных отношений, личного поведения, особенно в критических социальных ситуациях типа войн, революций или какого-либо беспредела.
В очень хорошем фильме «Андрей Рублев» есть попытка показать эту проблему. Помните, Рублев дал обет молчания, а тут набег татар, приведенных изменником? Что делать? Как прожить так, чтобы Богу Богово, а кесарю кесарево? И как кесарю кесарево, чтобы Бога не продать, чтоб не превратиться в Иуду? И как Богу Богово, чтобы революционером не стать и памятник своему Мы не поставить под видом духовных подвигов? Как в себе самом отделить одно от другого? Как не приписывать себе то, что сделало Мы, а Мы не приписывать то, что сделал сам? И как не пугаться своей машины и не называть ее ласково – это я?
Я не собираюсь сейчас давать исчерпывающие ответы на все эти вопросы. Я только хочу произнести их вслух. Потому что, может быть, они подвигнут вас к поиску. Наш общий друг и приятель Абу Силг сказал как-то: «Вся твоя „жизнь" – это объективация „твоих" (в кавычках „твоих", потому что еще надо выяснить – твоих или наших) отношений с реальностью». И больше ничего. В данном контексте «жизнь» понимается в том качестве, с которым в нашей Традиции предлагается растождествиться, потому что это жизнь Мы.
