Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране
«Ну и что? – говорили нам. – Такое явление нередкое, скоро забудется, волноваться не надо. Лучше бы выявить смутьянов, наверняка действовали какие-нибудь иностранные агенты».
Прочитав об этом в газетах, мы пытались выяснить, в чем дело. Это и не тема в печати, и не тема в разговорах дипломатов.
Однако кое-что проясняют требования религиозных кругов о возврате к конституции 1906 года. Это конституция монархии, но с наличием парламента, а главное – там предусмотрено создание Совета религиозных деятелей, который должен следить за соответствием принимаемых законов исламскому праву – шариату. Без их согласия ни один закон не вступит в силу. Шах в сороковых годах внес поправки в конституцию: монархия как основа государственного строя осталась, меджлис – тоже, но Совет духовенства для наблюдения за принятием законов был упразднен, что вызвало ярость высших кругов духовенства.
Шах как ни в чем не бывало готовился к визитам в ряд иностранных государств, обсуждаются и другие дела – все вроде бы идет нормально, как всегда.
А между тем этот день оказался отправным моментом длинной цепи событий, приведших к свержению шаха и установлению в Иране так называемой исламской республики и вообще ко всему тому, что последовало в этой стране непонятного, странного, невоспринимаемого… Если бы знать заранее о каждом дне, войдет ли он в историю! А историю-то творит каждый день.
События 9 января в Куме исторически должны были произойти, как и сотни аналогичных событий в других городах Ирана. Для проявления недовольства было много оснований. А жестокий метод властей всегда насаждался в Иране – он был частью системы правления. Но, видимо, внутренние условия для взрыва в Иране, никому пока незаметные, назрели настолько, что стали благоприятной почвой для дальнейшего, не поддающегося контролю властей мощного распространения оппозиционного движения по всей стране – и внутрь, и вглубь.
26 января по всей стране отмечалось пятнадцатилетие «революции шаха и народа» – начала проведения шахом ряда реформ, толкнувших развитие Ирана еще сильнее по капиталистическому пути.
На площади Шахъяд в Тегеране, где громадный портрет шаха, идет демонстрация с лозунгами, плакатами. Впереди шествуют в одном ряду премьер-министр Амузгар, председатель сената Шариф-Имами, председатель меджлиса Риази, министр двора Ховейда, министры, руководящие лица партии «Растахиз».
Выступая, Амузгар говорит о «чуде», совершившемся в Иране, которое стало возможным только под руководством августейшего главы государства. «Революция шаха и народа» в интересах всего народа, в отличие от других явлений в социальной области в других странах, где один класс получал выгоды за счет другого класса, подчеркивает Амузгар.
Ховейда также говорит о громадных достижениях Ирана за прошедшие 15 лет, не забывая упомянуть, что 13 из этих 15 лет премьер-министром был он.
Оба крыла партии выступили с заявлениями. «Конструктивное» нажимало на необходимость большей свободы дискуссий, «прогрессивное» угрожало тем, кто выступает с «фальшивой» поддержкой конституции, имея, однако, в виду разрушить результаты «революции» (это – в огород духовенства). Официальные источники сообщали, что в Тегеране было более 300 тысяч демонстрантов, в том числе значительное число женщин, что отражало их решимость, как говорилось в сообщениях, разбить любые попытки вернуть женщин к «дореволюционному», неравноправному социальному положению.
Мы смотрели на эту демонстрацию, видели действительно много девиц, маршировавших в изящной форме (вспомогательный корпус армии, полиции и т. д.), но 300 тысяч, конечно, не было. Этак раз в десять меньше.
Новый толчок
18 февраля исполнилось 40 дней после кумских событий. 40 дней – срок для поминовения усопших. На этот раз события произошли в Табризе – центре иранского Азербайджана. Здесь, как говорили, опять «произошли беспорядки» – толпы громили магазины, банки, кинотеатр, где демонстрировались западные фильмы, устраивали поджоги. Полиции «пришлось» открыть огонь. Опять кровавая расправа. На этот раз она привлекла большее внимание. О ней заговорили не только во всех уголках Ирана, но и за рубежом.
Иранская печать и растахизские агитаторы дружно повторяли пущенную властями в оборот версию: беспорядки в Табризе – дело рук «иностранных агентов» и «исламских марксистов». Начали делать намеки на косвенную причастность Советского Союза. Все это нас сразу убедило в серьезности причин волнений, коль скоро шах и его аппарат скрывают подлинные корни волнений. Зачем это нужно шаху? Ведь он должен хорошо знать, что Советский Союз и «иностранные агенты» не имеют никакого отношения к этим событиям. Или ему кто-то подбрасывает дезинформацию?
В ответ на расстрелы в Табризе забастовал тегеранский базар, не вышли на учебу студенты тегеранских университетов. Это уже новое явление. Это явление солидарности, т. е. действия сознательные в ответ на события в другом месте, с другими людьми. Значит, в тех событиях было что-то такое, что затрагивало интересы людей в других городах.
…Вечером у нас в посольстве – традиционный прием по случаю годовщины Советской армии. Поразила откровенность иранских гостей – ожесточенно критиковали внутренние события в Иране, раньше этого не было. Собеседники говорят о сильной оппозиции со стороны части духовенства, которое опирается на недовольство различных слоев иранского общества. Здесь и протест против проникновения иностранцев в Иран, отсюда разгром американских и английских банков; возмущение ростом дороговизны и бешеным обогащением немногих. Во внешних делах – это протест против влезания Ирана в арабские и африканские дела на стороне реакционных режимов. Это движение не столько против шаха лично и монархии, сколько за повышение роли духовенства в политической жизни страны и против некоторых аспектов политики шаха и ее побочных явлений. Так говорят наши иранские собеседники.
Они отмечают существенное преимущество высшего духовенства: оно не избирается и поэтому пользуется в массах авторитетом, который легко используется, если нужно, для мобилизации масс. Например, газета «Этелаат» поместила на 18-й странице небольшую заметку, не понравившуюся духовенству. Через два часа после выхода газеты у редакции собралась толпа человек в триста, ее еле успокоили, но представители толпы (так быстро и умело сорганизованной) заявили работникам редакции: если еще раз будет помещена подобная заметка, редакция «Этелаат» будет сожжена! Поэтому газеты боятся помещать что-либо такое, что может не понравиться духовенству.
Шах это учитывает, поэтому по его указке пропагандистский аппарат, в том числе небезызвестный Джафариян, вовсю раздувает кампанию по обвинению «коммунистов» и «иностранных агентов». Иранцы возмущаются: мы не дети, зачем нас обманывать, но… ничего поделать не могут.
