Уинстон Черчилль - Поход Яна Гамильтона
Благодаря умелому проведению атаки потери, за исключением горцев Гордона, не были тяжелыми — всего около 150 убитых и раненых. Вся остальная часть сражения, битвы при Иоганнесбурге, как мы его назвали, была сплошным отступлением противника на запад от города, под командованием Дерарея, и на север, к Претории, под командованием Вильджоэна, и, в соответствии с маневром фельдмаршала, сдачей всего Витуотерсренда.
Френч, который продолжал свой поход на Драйфонтейн, захватил одну пушку и несколько пленных. Ян Гамильтон вошел во Флориду и обнаружил там и в Марайсбурге достаточное количество припасов, чтобы продержаться до прихода обоза.
Иоганнесбург, 2 июня 1900 г.
Пришло утро, и армия поднялась, готовая, в случае необходимости, продолжить сражение. Но враг бежал. Главный хребет Ренда все еще лежал у нас на пути. Его защитники оставили все свои позиции под покровом темноты. Эскадрон Френча уже карабкался вверх по склону на востоке и гнал своих лошадей на север, на Эландсфонтейн. Войска Гамильтона, которым предстояло проделать всего шестимильный переход до Флориды, не спешили, и у нас было время осмотреть место вчерашнего сражения. Проехав днем по той местности, где проходила атака шотландцев Гордона, мы были еще более поражены теми трудностями, которые им пришлось преодолеть. На том месте, с которого я [527] наблюдал за сражением, мне казалось, что буры удерживают длинную черную гряду высотой около сорока футов, которая резко поднимается над травянистой равниной. Теперь же оказалось, что иллюзия крутизны склона была вызвана тем, что на этом месте была выжжена трава, — это укорачивало перспективу. На самом же деле там почти не было никакого подъема, а то, что мы принимали за вражескую позицию, было лишь скальным выходом, который отделяла от настоящей позиции полоса голой земли шириной около 200 ярдов.
Я не проехал еще и сотни ярдов, как увидел печальную картину. Около груды камней лежали в ряд восемнадцать мертвых шотландцев, их ноги в серых носках — ботинки с них уже сняли — выглядели очень жалко. Они лежали здесь, застывшие и холодные, у знаменитой рудной жилы Банкет Риф. Я знал, насколько более драгоценной была их жизнь для их соотечественников, чем все эти золотые копи, из-за которых, по утверждению лживых иностранцев, шла война. И все же при виде этих мертвых и земли, на которой они лежали, ни я, ни бывшие со мной офицеры не могли сдержать необъяснимую злость, и мы хмуро посмотрели на высокие трубы Ренда.
Все силы Гамильтона выступили к десяти часам, но еще до этого передовые отряды вошли во Флориду и выставили пикеты на холмах за городом. Флорида — это Кью Гарденс Иоганнесбурга. Прочная дамба, построенная поперек долины, образует глубокое красивое озеро. Аккуратно посаженные австралийские сосны со всех сторон дают приятную тень. Черные с белым высокие трубы над шахтами заметно выделяются на фоне темной листвы. Здесь имеется маленький, но удобный отель, который называется «Убежище» (The Retreat), куда по воскресеньям, в мирное время, приезжают в поисках уединения или разнообразия изнуренные биржевые дельцы, чей разум расшатан колебанием курсов. Повсюду вдоль рудной жилы можно видеть следы индустрии и коммерции. Повсюду расходятся хорошие, покрытые щебенкой дороги, взгляд привлекают яркие рекламные плакаты. Над головой тянутся провода телефона и телеграфа. Земля аккуратно размечена маленькими каменными обелисками на «глубины» и «концессии», на них имеются таблички со всеми теми чудными именами, что заполняют коммерческие колонки газет. [528]
Поскольку солдаты съели свой последний двойной рацион, и еда, которую они получили утром, состояла из всяких остатков, сохранившихся в полевых кухнях, было необходимо как-то пополнить запасы провизии. Фельдмаршал приказал, чтобы никакие войска не входили в Иоганнесбург без особого приказа; однако, найдя мало чего съедобного во Флориде, Гамильтон послал своего интенданта и один эскадрон до самого Марайсбурга, откуда они вернулись с некоторым количеством консервированной крольчатины и сардин, и с новостями о том, что буры занимают позицию рядам с копями Ланглаагте.
Этим утром мы захватили поезд и несколько пленных. Поезд возвращался из Потчефстроома под охраной шести вооруженных бюргеров, но когда на него навели ружья, он послушно остановился и сдался. Среди пленных был командант Бота — но не Луи и не Филип, а Бота из Зутспанберга, храбрый и честный малый, который прошел всю войну от Талана Хилл и до последнего сражения. Он был вполне доволен своей участью и решил, что ему хватит воевать. Узнав, что он содержится под стражей недалеко от штаба, я пошел навестить его. Он не выказывал никакой горечи и, казалось, готов был принять ту судьбу, которую уготовила ему война. Пока мы разговаривали, другой пленный бур, внимательно смотревший на меня, вдруг неожиданно сказал на хорошем английском: «Когда мы виделись в последний раз, вы были в моем положении, а я — в вашем».
Затем он рассказал мне, что он был в том отряде, который уничтожил бронепоезд. «Мне было очень жаль вас тогда», — сказал он.
Я заметил, что гораздо хуже попасть в плен в начале войны, чем в конце, как он.
— ««Вы думаете, это конец войны?» — тут же спросил командант. «Мне хотелось бы спросить вас об этом». — «Нет, нет, это еще не конец. Они еще немного повоюют. Возможно, они будут защищать Преторию. Может быть, вам придется отправиться в Лиденбург, хотя долго это теперь не продлится».
Затем, поскольку и он, и его товарищ участвовали в кампании в Натале, мы стали обсуждать различные сражения. Пока мы разговаривали, пришел Ян Гамильтон. Я только что сказал команданту, что, с нашей точки зрения, буры совершили роковую [529] стратегическую ошибку, бросив свои основные силы на Наталь вместо того, чтобы просто удерживать перевалы, маскировать Мафекинг и Кимберли и двигаться на юг, на колонию, со всеми людьми и пушками, какие у них были. Он признал, что это, возможно, и так, «Но, — сказал он, — нашей большой ошибкой было то, что мы не стали штурмовать Ледисмит — позицию у Платранда, в тот день, после нашей победы при Ломбарде Коп. Мы виним за это Жубера. Многие из нас тогда хотели пойти туда. Укреплений там еще не было, солдаты были деморализованы. Если бы мы взяли Платранд (Лагерь Цезаря), вы не смогли бы удержать город. Сколько людей у вас было там на вершине?»
— ««В первую неделю — только один пикет», — ответил генерал. «О, я знал, что мы могли бы сделать это. Что бы тогда случилось?» — «Нам пришлось бы выгнать вас оттуда».
Командант улыбнулся с чувством собственного превосходства. Генерал продолжал: «Да, выгнали бы штыками ночью или еще как-нибудь, если, как вы говорите, город нельзя было бы удержать».
