Джон Эплби - Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов
При гостях, чтобы не сильно их смущать, Томас делал несколько глотков вина и съедал немного мяса, хотя обычно пил только укропную воду и ел один хлеб. Во время трапез он сажал своих рыцарей на дальнем конце стола, чтобы их веселая болтовня не мешала священникам, а хранитель архиепископского креста Александр Льюэлин читал вслух какую-нибудь святую книгу. Вторые сыновья дворян с подросткового возраста до посвящения в рыцари обычно обучались в доме архиепископа и прислуживали за столом. И первое место среди этих юношей, несомненно, принадлежало принцу Генриху.
В те дни у архиепископов еще не было особого одеяния, если не считать монашеской рясы, но Томас убрал свои роскошные наряды и облачился в простую одежду из грубой ткани. Он сохранил все благотворительные учреждения своего предшественника и удвоил милостыню, которую раздавал Теобальд. Бекет кормил бедняков и бродяг; раздавал кентерберийским нищим одежду; посещал больных монахов и выделил десятую часть своих доходов на нужды благотворительности. Ежедневно в своих покоях он омывал ноги тринадцати беднякам, обильно кормил их и отпускал, выдав каждому в подарок четыре серебряных пенни.
Нет нужды говорить, что это делалось на виду у всего дома – ни архиепископ, ни король, ни любой другой человек, занимавший какой-нибудь пост в стране, за пределами своей спальни ни на минуту не оставались в одиночестве. Вся жизнь этих людей проходила на людях, на глазах у толпы слуг, приспешников и друзей, и даже праздных наблюдателей. В дома знати мог зайти любой человек, с жадностью глядевший на все, что там происходило. Дома даже самых богатых людей состояли из общего зала и комнаты. Зал представлял собой большое помещение, похожее на сарай. В центре зала, прямо на полу, располагался очаг, в котором горел огонь, а дым выходил в отверстие в крыше.
Вся жизнь семьи протекала в зале. Ели за деревянными столами, которые после еды убирались. Лорд и его друзья сидели за отдельным столом, который в некоторых домах ставился на возвышение в одном конце зала. Кухня в больших поместьях располагалась в отдельном здании, в небольших – пищу готовили прямо на очаге в зале. Ночью гости и слуги спали на полу, который устилали тростником, а хозяева дома – в спальне, куда хозяйка удалялась днем, когда ей хотелось отдохнуть от шума и суеты в переполненном людьми зале. При таких условиях уединиться было практически невозможно, и все дела человека, добрые и плохие, происходили на людях и были известны всем.
Не все, однако, знали о том, как жестоко умерщвлял свою плоть Томас Бекет в относительном уединении своей спальни, стараясь избавиться от пороков, которые мешали его духовному росту. От грехов плоти, как их обычно понимают, Томас был свободен всю свою жизнь. Даже самые непримиримые его враги не могли отыскать в его личной жизни ни единого пятнышка. Однако его обуревали искушения духовной гордыни, с которыми он боролся теми же самыми способами, какие применяли духовные подвижники всех времен.
Только самые близкие его помощники знали, что он ежедневно бичевал себя до тех пор, пока по спине не начинала течь кровь. И только после его смерти, когда с него сняли промокшие от крови одежды, люди увидели, что Томас, носивший когда-то самое дорогое и самое красивое платье, надевал на голое тело власяницу – рубашку и подштанники, сделанные из волоса. В ней было столько паразитов, что Эдвард Грим, ставший свидетелем его убийства, заметил, что «мученическая смерть Томаса была легче тех пыток, которым подвергала его власяница, а крупные враги причиняли меньше мучений, чем мелкие»[91].
Тем временем папа Александр III бежал из Италии, спасаясь от императора, который, разрушив Милан, двинулся на юг. Весной 1162 года папа прибыл в Монпелье, и Генрих II с Людовиком VII отправились туда, чтобы выразить ему свое почтение и заверить в своей поддержке. Встреча состоялась в сентябре, на берегах реки Луары, неподалеку от Куси. Монархи оказали папе надлежащие почести: один держал под узду его коня, а другой – стремена, а потом отвели его в приготовленный для него шатер.
Александр III заставил королей Англии и Франции, своих главных сторонников, заключить мир и прекратить, хотя бы на время, мелкие стычки, которые грозили, рано или поздно, перерасти в открытую войну. В ту пору, когда Фридрих Барбаросса опустошал Италию, а сам папа нуждался в поддержке английского и французского королей в борьбе против второго папы, Александр был заинтересован в том, чтобы Генрих II и Людовик жили в мире[92].
Генрих II хотел провести Рождество в Англии, но когда он приехал в Барфлёр, то оказалось, что о поездке нечего и думать – в проливе разыгрался шторм. Поэтому король с королевой провели Рождественскую курию в Шербуре. В конце января задули попутные ветра, и 25 января Генрих II и Элеонора высадились в Саутгемптоне. Бекет и принц Генрих уже ждали их здесь. Герберт Бошам рассказывает, что король и архиепископ обнялись и расцеловались от радости. Король был счастлив увидеть своего бывшего канцлера архиепископом[93]. На следующий день они отправились в Лондон. Генрих II и Томас ехали рядом, поглощенные дружеской беседой.
Однако Ральф Дицето[94] пишет, что, несмотря на поцелуи, Генрих II к тому времени уже начал охладевать к Томасу. Он заставил его отказаться от должности архидиакона Кентерберийского, которую тот продолжал занимать и после того, как стал архиепископом. По требованию Генриха Томас назначил на этот пост Джефри Ридела, одного из королевских чиновников.
Генрих II впервые собрал всех епископов и баронов на Большой совет с тех пор, как он четыре с половиной года назад покинул Англию. Эта ассамблея начала свою работу 3 марта. Главной темой дня стала кафедра лондонского епископа, которая пустовала после смерти епископа Ричарда Бельмейса в мае предыдущего года. Генрих II предложил перевести в Лондон епископа Херефордского, Гилберта Фолиота, и собравшиеся единодушно поддержали его предложение.
Гилберт Фолиот происходил из благородной нормандской семьи, которая сама могла бы предложить его кандидатуру королю, баронам и братьям епископам. Он был известен в Англии и Франции своей ученостью, чистотой и строгостью жизни, а также красноречием. У короля имелись свои причины быть ему благодарным – ведь именно он убедил своего родственника, графа Херефордского, отказаться от намерения восставать против Генриха II.
Но для того чтобы перевести епископа с одного места на другое, требовалось согласие папы, ибо раньше этого никто не делал. Со времен нормандского завоевания ни один английский епископ не был переведен на другое место, если, конечно, его не избирали архиепископом. Король с Томасом написали письма папе Александру III с просьбой разрешить перевод Гилберта, поскольку престол Лондона, главного города в Англии, часто посещаемого королем и всеми великими людьми государства, нуждался в епископе примерного поведения, больших талантов и обширных знаний и Гилберт подходил для этого места, как никто другой. 19 марта папа отправил Гилберту милостивое письмо, в котором уверял, что он просто создан для этого поста, и приказал ему занять его[95].
