Константин Лагунов - Так было
— Ты неважно выглядишь, Степа. Синяки под глазами. Морщины. Плохо питаешься. Да? При такой нагрузке в твои годы надо хорошо питаться. А ты только куришь. Вот что. — Федотова потерла нахмуренный лоб. — Вчера для партактива получили кой-какие продукты к Новому году. Я тебе выписала полкило масла и еще кое-что. Сегодня же выкупи продукты. Хорошо? — она легонько дотронулась до его руки.
От этой дружеской ласки у Степана защипало глаза. Он отвернулся, выхватил из кармана кисет, торопливо свернул папиросу.
— Может, и меня угостишь?
Он и забыл, что Федотова курит. Смущенно кашлянул, протянул ей кисет и бумагу. Пока она вертела папиросу, Степан рассказал о столкновении с Шамовым.
Лицо Полины Михайловны стало задумчивым. Взгляд скользнул за окно. Она заговорила медленно приглушенным голосом:
— Кто из вас прав, покажет время. Но если окажется, что прав Шамов и твой комсорг будет укрывать мужа-дезертира, тогда и ей, и тебе не миновать наказания. Сам понимаешь.
— Значит, мне надо делать так, как велит Шамов?.. — загорячился Синельников.
— Видишь ли, Степа, — мягко перебила Полина Михайловна, — наша задача бороться за человека. Бороться с темными силами привычек, обычаев, с нехорошим влиянием среды. А бороться за человека нельзя, не доверяя ему. Может быть, ты и прав. Будешь в колхозе — поговори с ней по душам, посмотри, как она настроена. Интуиция, конечно, ненадежный фундамент для политики, но и без интуиции не может быть настоящего партийного работника.
Он ушел от Федотовой успокоенный. По пути зашел в парткабинет. Отыскал в словаре непонятное слово «интуиция». Оказалось, это всего-навсего чутье, проницательность, а он думал — что-то необыкновенное.
По пути в «Колос» Степан приготовился к трудному разговору с Верой.
Но получилось совсем не так, как думалось.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Поглядеть на нее со стороны — не идет, а летит девушка, так легка и стремительна ее походка. Плечи развернуты, голова гордо вскинута. На пушистом выпавшем ночью снежке четко печатается ровная частая стежка маленьких следов. Тугие круглые щеки накалены морозом. Инеем посеребрена выбившаяся из-под платка прядка волос.
Солнце назойливо заглядывало Вере в глаза. Она довольно щурилась и улыбалась. Сегодня ее радовало все: и чистейший, аппетитно хрустящий под валенками снежок, и нежная просинь неба над головой, и задиристый колючий морозец, и все-все, мимо чего столько раз проходила она равнодушно.
Бывает беспричинная грусть, бывает и беспричинная радость. Да и почему бы не радоваться человеку, если он молод, здоров и красив.
И Веру ни на минуту не покидало удивительное ощущение легкости и приподнятости.
Хорошее Верино настроение имело и конкретную причину. Сегодня ей исполнилось двадцать лет. По такому случаю мать напекла ржаных пирогов, сварила бражку. Вечером придут подружки. Должен вот-вот подъехать Синельников, проверять, как они корма расходуют. Она и его пригласит на вечеринку. Получится очень здорово. Степан — хороший гармонист, симпатичный парень. С ним весело. Правда, у нее есть муж. Он ушел на войну зимой сорок первого. Но они так мало прожили вместе и так давно расстались, что Вере порой казалось, будто у нее и не было никакого замужества, а все это только пригрезилось или приснилось.
…Три года они учились в одном классе. Высокий, сильный, немножко нагловатый, Федор нравился многим девушкам. Они охотно откликались на его предложения дружить. Но почему-то всякий раз дружба эта получалась непрочной.
В десятом классе Федор стал настойчиво ухаживать за Верой. Ей нравился парень, но, не желая быть покинутой, она только посмеивалась над его ухаживаниями.
Война как-то сразу изменила их отношения. Да и Федор неузнаваемо изменился: стал сдержан, задумчив и ласков. По вечерам, уединившись с ней, он сетовал на свою судьбу. Скоро его призовут в армию, пошлют на фронт, и Вера о нем позабудет.
— Ты красивая, — говорил он с затаенной обидой, — на такую всякий позарится. Зачем тебе ждать меня? Найдутся другие.
Она утешала его, клялась в верности, а он твердил одно и то же:
— Поженимся, тогда поверю.
В августе сорок первого года они сыграли свадьбу. Недолго пожили в доме его родителей, в соседнем селе, а потом перебрались к Вере. Полтора месяца промелькнули, как один душный, предгрозовой день. Оттого, что шла война, Вере все казалось непрочным и недолговечным. А тут еще это страшное сомнение: «Люблю ли я Федора? Надо ли было выходить замуж?»
…И сейчас Вера откровенно радовалась предстоящей встрече с Синельниковым.
Как он неожиданно поцеловал ее тогда у ворот дома. И сам же смутился. Тоже орел…
Вера тихонько засмеялась и прибавила шагу.
Вот и сельсовет. Над широким крыльцом с навесом шуршит на ветерке полинялый флаг. С обеих сторон крыльца — глубокие сугробы. Вера голиком обмела валенки, поправила пуховый платок, с силой толкнула тяжелую дверь.
Председатель сельсовета встретил ее у порога. Пожал руку, сказал бодро:
— Привет комсомольскому вожаку. Проходи, товарищ Садовщикова. Мы всегда рады таким гостям.
В кабинете оказался незнакомый лейтенант с орденом Красной Звезды на кителе. Здороваясь с Верой, он так пристально посмотрел ей в глаза, что она нервно передернула плечами, потупилась. Лицо ее стало серьезным.
Председатель почему-то усиленно принялся усаживать Веру, приговаривая:
— Садись, садись. Ты у нас редкий гость. Да разболакайся, а то сопреешь, гляди, как тут натоплено.
— Ничего, — Вера натянуто улыбнулась. — Пар костей не ломит. — Поймала ускользающий взгляд председателя. — Зачем вызывали?
— Видишь ли, какая заковыка… Поручено нам обследовать положение семей фронтовиков. Вот и товарищ лейтенант для этого приехал. Ну а без комсомолу, сама знаешь, никакое дело не деется. Вы же у нас авангард. Резерв и все такое…
Вера слушала председателя, а сама все время чувствовала на себе холодный и острый взгляд лейтенанта. Этот взгляд беспокоил ее, раздражал, настораживал. В конце концов она не выдержала, повернулась к нему и неприязненно спросила:
— Чего вы разглядываете меня?
— Любуюсь. — Лейтенант криво усмехнулся. — Красивая вы. Муж, наверное, забомбил письмами. Тут уж не до войны, когда дома такая жена осталась.
— По себе судите? — разъярилась Вера.
— По себе, — просто ответил лейтенант и вдруг заговорил доверительно. — Хоть и мало воевал, всего восемь месяцев, а знаю, как ждет солдат письмо от любимой. Читает его в день раз двадцать и все норовит разглядеть что-то между строк. Вам муж, наверное, часто пишет?