Николай Ашукин - Брюсов
Верлен в переводе (?) самоновейшего «московского декадента» Валерия Брюсова, одного из авторов-составителей курьезнейшего сборника «Русские Символисты» <…>, брюсовский Верлен настолько далек от оригинала, что вызывает только усмешку, нелестную для переводчика <…> Поэтические «Романсы без слов» Верлена, попав в руки В. Брюсова, превратились в «слова», лишенные всякой поэзии, и притом слова, не всегда понятные для русских читателей (Kоринфский An. Рецензия // Труд. 1895. № 2. С. 474-476).
Брюсов принадлежит к кружку молодых московских поэтов, именующих себя «русскими символистами» и издавших два небольших сборника скорее бессмысленных, чем декадентских стихотворений. На этот раз Брюсов является в роли переводчика. Он добросовестно предупреждает публику, что Верлен трудно поддается переводу; это совершенно верно, и в переводе Брюсова мы не находим обаятельной прелести построений и красоты речи, которыми сплошь да рядом блещут произведения Верлена. Назвать себя символистом еще не значит стать талантливым поэтом и переводчиком; в этом легко убедиться всякому при чтении стиха Брюсова (Новости. 1895. 6 января. № 6).
В 1894 году Брюсов предполагал издать книгу рассказов «О чем вспоминалось мне». В книгу должны были войти рассказы: «Клеон и Антоний», «Трижды Ангел», «Август и Вергилий». Издание этой книги не осуществилось. В этот же период Брюсов работал над переводами стихов Ф. Эверса.
Эволюция новой поэзии есть не что иное, как постепенное освобождение субъективизма, причем романтизм сменяет классицизм чтобы после уступить символизму. С этой точки зрения Надсон одним из важнейших моментов в нашей поэзии: он создал всю молодую лирику <…> А в переводах мы нуждаемся, особенно из молодых поэтов, так как с современной западной литературой у нас знакомы очень плохо. Знаете ли Вы, например, Франца Эверса? Конечно, нет. А между тем, этот поэт должен иметь для литературы такое же значение, как его великие соотечественники Гёте и Шиллер. В 23 года он уже написал десяток замечательных книг, написал «Королевские песни», которые далеко превосходят все, что создал Гейне, написал дивную трагедию «Мессия», написал «Псалмы», воскрешая эту древнюю форму для современного содержания, написал философские трактаты, является в одно и то же время и спиритом, и анархистом, и проповедником новой религии (Письма Перцову [56]. С. 10, 17).
Ваш экзотический сонет <«Предчувствие» — Его любовь — палящий полдень Явы> поистине шедевр, и если в вашей объявленной книжке будут помещены стихи, подобные этой вещи, то название книги совсем не будет преувеличенным. Очень удалось вам, очень. Сегодня отослал ваш сонет в Петербург (Письмо И. О. Лялечкина Брюсову. ОР РГБ).
1895. Февраль, 1.
Ближе сошелся с Самыгиным (Марк Криницкий) — весьма замечательная личность. Довольно часто бываю у него. С Лангом, наоборот, начинаем расходиться.
1895. Март.
Умер Лялечкин. Эта смерть, против ожидания, глубоко затронула меня (Дневники. С. 20).
III-й вып. «Русских Символистов» будет на днях послан в цензуру; впрочем, я мало забочусь о нем, так как столь же разочаровался в русских поэтах символистах, как и не символистах. Больше интересует меня моя новая книга Chefs d'Oeuvre, которая появится осенью. Это будут шедевры не моей поэзии (в будущем я — несомненно — напишу и более значительные веши), а шедевры среди современной поэзии… (Письмо от 12 марта 1895 года // Письма к Перцову. С. 11).
1895. Апрель, 3.
Тщательно и часто переписываюсь с Перцовым (Дневники С. 21).
В мае 1895 года Брюсов писал Перцову:
Цензура сильно пощипала опять «Русских Символистов» и между прочим воспретила писать «Вып. III». В самом деле, на символистов начинают смотреть как на нигилистов, а виноваты мы сами с нашей статьей об анархисте Эверсе (Письмо от 1 мая 1895 года // Письма к Перцову. С. 23).
Напиши мнение о 2 выпуске «Русских Символистов»! Читал ли «Вестник Европы», статью Соловьева (1895 г., № 1)? Боже мой, он так уничтожил нас, что и клочьев не осталось. <…>
Жизнь веду смутную, совсем как подобает поэту, но надоела она мне страшно, и я думаю эдак на месяц запереться в своей комнате. Друг мой, думал ли Ты когда, что слово — очень несовершенный материал для искусства. Скульптор счастливее поэта — у него мрамор. Строго говоря, может существовать только лирика, ибо больше того, что поэт имеет в душе, передать он не может. <..>
Не правда ли, какой успех даже в сравнении с первым выпуском? А если бы Ты знал мои 4 поэмы [57]. Когда кончу Les Chefs d'Oeuvre (нужно Les или нет?) — буду писать эпос или драму… Прости, что пишу только о себе и о поэзии, но давно не получал от Тебя письма. Нашел одного дельного человека – некоего Фриче — будущий великий критик. Что касается Ланга, он мне опротивел – право – т.е. не как человек, но в больших дозах. Он ушел от отца, жил отдельно, а теперь возвращается — черт знает что такое! А неправда ли, и любовь это нечто «черт знает что»? Изучаешь ли Ты английский язык? Кажется, я писал Тебе еще до воцарения Николая II. Замечательно патриотично настроена теперь публика. На журнал, где в приложениях нет портрета государя, и не подписываются. Послал Верлену «Романсы без Слов» с письмом; жду ответа. И Тебя, конечно, жду ответа. Знаешь ли ты стихотворение Надсона:
Уронивши ресницы на пламенный взор.
(1881 г. Посмертное изд., с. 161). Надсон был лучшим поэтом. У Некрасова также есть чудные страницы.
Вражда есть ложь, раздор — дитя обмана (Письмо к Станюковичу от 5 января 1895 года // Станюкович В . С. 733, 73).
РУССКИЕ СИМВОЛИСТЫ. ЛЕТО 1895 ГОДА. [58]
<В этом выпуске «Русских Символистов» издателем назван В. Брюсов>.
Наши издания подверглись такой беспощадной критике со стороны и мелких и крупных журналов, что нам кажется необходимым выяснить свое отношение к ней.
Прежде всего мы считаем, что большинство наших критиков были совершенно не подготовлены к той задаче, за которую брались. Оценить новое было им совсем не под силу и потому приходилось довольствоваться общими фразами и готовыми восклицаниями. Все негодующие статейки и заметки не только не нанесли удара новому течению, но по большей части даже не давали своим читателям никакого представления о нем. Да и негодование-то относилось большие к заглавию, и мы убеждены, что появись те же стихи без открытого названия школы, их встретили бы вовсе не с таким ужасом. Не обошлось дело и без курьезов. Так, одна рецензия утверждала, что у нас сносны только переводы («Новое Время». № 6476), а другая, что переводы слабее всего («Всемирн. Иллюстр.», № 1319); кто-то серьезно предлагал считать символизмом все, перед чем можно воскликнуть «черт знает что такое» («Русское Богатство». 1894 г., № II), были такие, что сомневались в самом существовании Брюсова и Миропольского («Север». 1894 г., № 21): столь дерзко казалось называть себя русскими символистами.
