Борис Шапошников - Воспоминания о службе
Рота была остановлена. Подошел Куропаткин и начал нас благодарить, заявив, что он никак не ожидал, что из нас, штатских людей, могут выработаться такие строевики, и, обращаясь к начальнику Александровского училища генералу Лаймингу, заявил: «А вам, генерал, имея бывших кадетов, стыдно так их распускать». Особо поблагодарил военный министр нашего фельдфебеля, командовавшего ротой. Окрыленные успехом смотра, мы двинулись в лагерь, до которого был час ходьбы. В это время уже на старшем курсе были получены вакансии для будущих назначений и среди них не было вакансии в Полтаву, родом из которой был фельдфебель нашей роты и куда хотел выйти служить…
А в это время, опередив нас, Куропаткин сам поехал в наш лагерь, обошел его и вызвал на полевую гимнастику оставшихся вне расчета юнкеров 4-й роты. «Шкалики» всегда были хорошими гимнастами, а здесь превзошли себя, перепрыгивая, как мячи, через канавы и заборы. И здесь смотр прошел удачно.
К нашему возвращению в лагерь начальство уже уехало, а мы в награду получили трехдневный отпуск. Существовавший и ранее антагонизм между нашим и Александровским училищем возрос еще больше.
Незаметно подошел август. Старшекурсники разобрали вакансии, были произведены в офицеры и разъехались в отпуска. Мы тоже стали мечтать о предстоящих осенних каникулах. Но неожиданно стало известно, что нам предстоит принять участие в больших, армейского масштаба, маневрах под Курском.
Так как в училище оставалось только 200 юнкеров, то свыше было приказано образовать сводный батальон из Александровского и нашего училищ. Александровцы выставляли 1-ю и 2-ю роты, мы — 3-ю и 4-ю. Батальоном командовал наш командир батальона полковник Романовский. Я был назначен командиром 3-го взвода 3-й роты. По боевому расписанию наш юнкерский батальон вошел в сводный корпус «Северной» армии. 28 августа мы высадились в Курске и с железной дороги пошли в район сосредоточения корпуса.
Курские маневры являлись действительно большими маневрами. Они развернулись сначала к юго-западу от Курска, а закончились решительным «сражением» под самым Курском, к югу и западу от него. В маневрах участвовали части Московского, Смоленского, Киевского и Одесского округов — всего шесть армейских корпусов и две кавалерийские дивизии, около 100 тысяч человек и 200 тысяч лошадей. Маневрировали две армии: «Северная», которой командовал великий князь Сергей Александрович, и «Южная» — под командованием Куропаткина. Как тогда говорили, производился выбор командующего, а возможно, и главнокомандующего армией. На маневрах присутствовал Николай II, главным посредником был генерал-фельдмаршал великий князь Михаил Николаевич.
С точки зрения командира взвода, коим я был во время этих маневров, они прошли для нас в ряде тактических столкновений сначала с конницей южан, а затем в обороне редута на крайнем правом фланге «Северной» армии. Маневры потребовали от нас физического напряжения и ознакомили с действиями в составе крупных соединений.
Я не привожу здесь подробного описания хода маневров, он мне не был тогда так известен, как сейчас, из литературы. Но уже тогда у нас сложилось впечатление, что наша «Северная» армия была разбита и руководство ею было не на высоте. Все хвалили Куропаткина.
На этих же маневрах в первый и последний раз я видел проезжавшего в коляске командующего войсками Киевского округа генерала Драгомирова. С большим почтением мы, молодые юнкера, смотрели на этого оригинального и известного тогда генерала — воспитателя войск Русской армии.
Возвратившись в Москву, наш класс, ставший уже старшим классом, разъехался до 1 октября на осенние каникулы. Я уехал в Белебей к своим родителям и к 1 октября вернулся в училище. Предстояли новые назначения из юнкеров старшего класса взводными и отделенными командирами. Я был назначен командиром 3-го взвода, а командиром 4-го взвода — юнкер Кошевой.
С большим сожалением узнал я об уходе Бауера в полк для командования ротой. Командиром 2-й полуроты был назначен штабс-капитан 4-го гренадерского полка Горовой, прикомандированный к училищу и преподававший в некоторых классах механику и химию. Об этом глубокоуважаемом всеми юнкерами училища полуротном командире стоит сказать несколько слов.
Николай Иванович Горовой, в свое время окончив Московский университет по физико-математическому факультету, кончил одногодичное отделение нашего училища, вышел в 4-й Несвижский гренадерский полк, стоявший в Москве, и остался на военной службе. Будучи хорошим преподавателем, Горовой был посредственным строевым командиром, в особенности если сравнивать его с Бауером. Замечательной доброты человек, отзывчивый на все нужды юнкеров, сам хорошо знавший их жизнь, Горовой не мог ни в чем отказать и не мог твердой рукой управлять полуротой. Терявшийся перед начальством, особенно таким грубым, каким был наш командир 2-й роты Калыпин, Горовой временами даже тяготился своей должностью. Зато, как это водится всегда, начальство наседало на нашу полуроту. При таком положении вся тяжесть строевой подготовки, внутреннего порядка в полуроте и воинского воспитания ложилась на нас с Кошевым, как командиров взводов, и особенно на меня, как старшего, объединявшего всю полуроту.
Бывало трудно, но я работал самостоятельно, составлял расписание занятий и занимался повседневным воспитанием молодых юнкеров. Для последующей моей службы это принесло большую пользу. Явившись в роту подпоручиком, я не был подобен брошенному в воду щенку, не умеющему плавать, а сразу брался за знакомое дело.
Отношения с Горовым лично у меня и у Кошевого были самые отличные, можно сказать, даже дружеские. Мы втроем вели согласно общее дело, и наша полурота не была плохой. Отделенным и взводным командирам 2-й полуроты приходилось жить с младшими юнкерами, поэтому мы немного отдалялись от своих товарищей по старшему классу, но во всех важных вопросах всегда приглашались в 1-ю полуроту.
Будучи юнкером младшего класса, я отвечал только сам за себя, а теперь должен был нести ответственность за 50 человек. По заведенному порядку в роте, о чем я уже говорил выше, отделенный и взводный несли взыскания за провинившихся подчиненных. Раза два-три в месяц ротный утром делал обход помещения и смотрел, правильно ли заправлены постели, соблюдается ли установленный порядок, и вот за нарушение его полагалось провинившемуся юнкеру месяц без отпуска, отделенному две недели без отпуска, а взводному — неделю. Не имея за младший класс ни одного взыскания, я, как взводный, на старшем курсе просидел 2 месяца без отпуска за проступки своих подчиненных.
