Генрих Айнзидель - Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948
Но сегодня, когда Германия находится в столь безнадежном положении, у нас осталось очень мало времени для того, чтобы сделать выбор. Коммунистическая Германия, которая стоит рядом с коммунистической Россией, всегда будет занимать важное место и станет решающим фактором в Европе. Навсегда исчезнут проблемы поиска рынков и безработицы, не станет опасности войны на два фронта. Кто в мире осмелится развязать войну против такого союза? С другой стороны, ориентация на Запад не решит ни одну из этих проблем; она просто превратит Германию в буфер во всех конфликтах между капиталистическим и социалистическим миром. Отдельно от этого следует задуматься над тем, есть ли какая-либо другая возможность выйти из общего кризиса последних тридцати лет, за исключением социалистических преобразований в обществе? И есть ли другая возможность для социалистических преобразований, не предусматривающая революционного пути, диктатуры пролетариата? Было ли когда-либо достигнуто что-то подобное без применения средств революционной борьбы, без использования силы? Разве наци просто не узурпировали место, которое у нас в 1918 году не сумели занять социалисты, но которое в России сумели завоевать для себя большевики, — место революционной элиты? Разумеется, приятнее и комфортнее жить более цивилизованно в демократическом государстве, а не в стране, подобной Советскому Союзу, где больше не признается роль отдельного человека, при условии, что у вас есть деньги и работа, а демократическое государство способно поддерживать нормальный уровень экономической жизни. Но очевидно и то, что за последние тридцать лет у нас в Германии такого не было. Принцип невмешательства может показаться довольно привлекательным, поскольку он позволяет не ввергать человечество во власть хаотических деструктивных экономических рычагов, а отсутствие идеалов и моральных ценностей не обеспечивает свободы деятельности для «пестрых флейтистов» типа того человека из Браунау{39}. Бесполезно негодовать по поводу отсутствия свободы в Советском Союзе в то время, когда этой свободы не имеют огромные массы людей во всем мире. Все они привязаны к своему рабочему месту, над всеми довлеет забота о хлебе насущном, а отсутствие знаний и образования не позволяет им самим решать свою судьбу. Коммунистическая революция в Германии принесла бы очень мало жертв в сравнении с теми жертвами, которые мы несем в этой войне.
В заключение я отметил, что сотрудничество с революционной социалистической Россией должно стать для Германии еще более продуктивным, чем завещанная Бисмарком дружба с «жандармом Европы».
Когда к полудню второго дня список выступающих на конференции был исчерпан, Вайнерт встал и зачитал имена кандидатов на членство в комитете. Было названо тридцать две фамилии, одна треть из которых были эмигрантами-коммунистами, одна треть — офицерами и одна треть — рядовыми. Вайнерт предложил проголосовать за этих людей: «Тех, кто согласен со списком, просят поднять руки». Голосование было единогласным. Вновь назначенные члены комитета «Свободная Германия» подписали манифест. Потом комитет выбрал руководство, куда вошли Вайнерт, майор Гетц и я.
После конференции был обед, где мы получили по нескольку глотков водки, и выступление театральной группы из Москвы. Начиная с этого дня нам предстояло начать радиовещание на Германию на определенных радиоволнах. В качестве музыкального позывного к своим передачам мы выбрали несколько аккордов песни Арндта о свободе. Вместо газеты «Свободное слово» было решено выпускать газету «Свободная Германия», шапка которой была выполнена в черном, белом и красном цветах. Газету распространяли в лагерях для военнопленных, а также в виде листовок сбрасывали на линии фронта. В состав каждой советской дивизии на фронте для организации пропаганды с помощью листовок, через громкоговорители и агентов, направляемых за линию фронта, входил представитель комитета. Этот человек, помимо прочего, должен был собирать материал в интересах комитета. Там, где это было возможно, в помощь представителю комитета в дивизиях прикреплялось по одному слушателю антифашистской школы.
Какое-то время местом собраний Национального комитета служил лекционный зал антифашистской школы, расположенный в обширном подвале с низкими потолками. Затем через несколько недель он переехал в здание профсоюзов на Ленинградском шоссе, в 50 километрах от Москвы. Эмигранты остались в столице и приезжали сюда только на совещания или для выполнения повседневной работы на радио или в газете. Им было поручено вести дела комитета в Москве, общаться с советскими представителями и решать организационные вопросы, такие как выпуск печатных материалов, ведение радиопередач, поездки на фронт и в лагеря для военнопленных и тому подобное.
Глава 4
Офицеры и генералы
Я сижу на палубе речного парохода «Роза Люксембург» и полностью отдаюсь давно забытому чувству свободы, которое дало мне это путешествие по обширным русским рекам. Я чувствую себя заново родившимся. Мои волосы успели снова отрасти. Взамен тонким летным туфлям, в которых я попал в плен и из которых ко времени основания Национального комитета торчали пальцы, мне выдали сапоги. Нам выдали новое обмундирование из захваченных немецких складов, а для того, чтобы не вызывать подозрений у людей при виде свободно расхаживающих по улицам и вокзалам солдат противника, мы получили русские шинели.
Позади осталась Волга, и наш пароход свернул восточнее и вошел в Каму. Теперь предстоит два дня пути до офицерского лагеря для военнопленных № 97 в Елабуге.
До Казани мы ехали в спальных вагонах, а потом до отплытия парохода мы провели несколько дней в правительственном здании Татарской Народной Республики{40}, где нас очень гостеприимно принимал сам народный комиссар.
«Мы» — это делегация Национального комитета в составе Фридриха Вольфа, доктора и немецкого писателя, известного своими пьесами Zyankali и «Профессор Мамлок», а также борьбой против параграфа 218 немецкого уголовного кодекса, предусматривающего уголовное преследование за аборты. Сюда же входили майор Хоман, капитан Штольц, подполковник Баратов из политуправления Красной армии и я. Кроме того, с нами были еще два немецких офицера, которые готовили почву для создания Союза немецких офицеров. С этой идеей выступил профессор Арнольд, что означало, что она исходила как от русских, так и от членов руководства комитета. Все понимали, что наша пропаганда имеет шанс на успех среди военнослужащих вермахта лишь в том случае, если ее поддержат Паулюс и большинство старших офицеров из-под Сталинграда. Но помимо прочих колебаний, эти господа не желали садиться за один стол с представителями политических партий, в особенности с коммунистами, признавать полномочия поэта-агитатора и пацифиста и подписывать что-то похожее на призывы к созданию нелегальных боевых групп, готовящих государственный переворот против Гитлера. А участие в союзе офицеров дало бы им возможность на первых порах выразить свои мысли в более «скромной» манере, «на военном языке». У них должно создаться впечатление, что они играют свою отдельную роль, а потом постепенно их можно будет склонить к манере мыслить по-нашему. Как мы полагали, так будет легче заставить их принять решение участвовать в нашей деятельности.
