Владимир Гуляев - В воздухе илы
Костя молчал. Мы вышли на небольшую поляну, усеянную ромашками. Солнце золотило верхушки сосен на ее противоположной стороне.
- Да, веселого тут, конечно, мало. Я тебя понимаю... Но ты не унывай. Все перемелется - мука будет! - Костя по старой привычке хлопнул своей ручищей меня по плечу.- Я думаю, начальство разберется, представит тебя и Попова Попова посмертно - к награде, и тогда все встанет на свои места! Пойдем домой, а то комары сожрут нас окончательно...
Через несколько дней Костя подошел ко мне, когда я лежал под крылом своего самолета, и, присев на корточки, протянул газету.
- На, посмотри, что про тебя написали! Я с трепетом взял газету. Костя указал на статью под заголовком: "Растет наступательный порыв". С волнением пробегал я глазами по строчкам. Один абзац был действительно обо мне. Там было сказано: "Молодой летчик комсомолец младший лейтенант Ладыгин хорошо выполняет задания... На днях он штурмовал железнодорожный эшелон на станции Оболь и не ушел от цели до тех пор, пока не израсходовал весь боекомплект!"
Дочитав статью до конца, я протянул газету Косте.
- Ну и как тебе это нравится? - спросил он. Я молча пожал плечами.
- Ни о пяти эшелонах, ни о мужестве капитана Попова, который, несмотря на бешеный огонь зениток, решил атаковать составы, ни о тебе! - горячо заговорил Костя.- А потом, зачем эта фальшь... "Не ушел от цели, пока не израсходовал весь боекомплект". Ведь каждому летчику ясно, что это враки. Приказ-то ведь все знают, что необходимо оставлять до тридцати процентов пулеметно-пушечного боекомплекта на случай встречи с воздушным противником! Зачем все это? - Он резко встал и ударился головой о крыло.- Тьфу, черт!
- Ты осторожней, а то продырявишь плоскость и летать мне не на чем будет! - заметил ему.- А газета тут ни при чем, дали такую информацию, а кто проверять будет: на станцию не побежишь...
В душе я был искренне благодарен Косте за то, что он так близко принял к сердцу мои огорчения. Истинный друг всегда поймет состояние своего товарища и всем, чем может, постарается облегчить его.
- Да, ты прав,- потирая ушибленный затылок, сказал Костя,- газета тут ни при чем. Но я никак не пойму,- он опять присел ко мне,- какой смысл начальству отказываться от того, что летчик нашего полка уничтожил пять эшелонов врага? Ну ладно, они, скажем, не поверили тебе. Но ведь то, что доложили Садчиков и Платонов, это же неоспоримо. Они видели это своими глазами. Не могли же они оба выдумать про Оболь, если там ничего подобного не было? В конце концов есть истребители, которые видели, как все это было, раз они все пошли за тобой и сопровождали тебя до аэродрома.
- Все это, конечно, правильно, но давай, Костя, оставим этот разговор,перебил я его.- Просто кому-то что-то неясно. Если же, как рассказывают Садчиков и Платонов, эшелоны действительно уничтожены, то горючее, техника, боеприпасы, находившиеся в них, уже не обрушатся на головы наших солдат, значит, спасены сотни жизней! У скольких матерей будут живы сыновья! Сколько жен не станут вдовами и детей сиротами! Это же самое главное. Вот и получается, что капитан Попов погиб не зря! А все мои личные огорчения по сравнению с этим - просто пустяки.
Вечерние сумерки мирно опускались на уставшую за долгий, напряженный боевой день землю. Четверка из нашей эскадрильи, которую водил Федя Садчиков, в полном составе приземлилась. Последним сел ведущий. Резко затормозив в конце пробега, он развернулся и порулил к нашей стоянке. В это время над аэродромом появилась еще группа "илов".
- Арефьев привел своих,- кивнул в сторону самолетов Костя.- Все восемь пришли. Вот как последние садиться будут? Скоро же совсем темно станет! Действительно, облака еще подсвечивались лучами скрывшегося за горизонтом солнца, а на земле быстро сгущались сумерки.
Отваливая от общего строя, "илы" растягивались по кругу для захода на посадку.
Вдруг пронзительно завыла сирена, и канонада пушек аэродромной противовоздушной обороны заглушила гул самолетов. Мимо нас пробежал командир полка подполковник Болотов. Выхватив из рук дежурного по полетам микрофон, он крикнул:
- Внимание! Внимание! Над аэродромом "фоккеры"! Вызываю наших истребителей!
Над аэродромом гремела канонада пушек ПВО, ревели моторы "илов" и "фоккеров", грохотали очереди их пушек и пулеметов.
Самолет Садчикова как раз подрулил к аэродромной рации. Его стрелок тоже открыл огонь из своего крупнокалиберного пулемета по истребителям врага.
Сбить заходящий на посадку самолет не составляет особого труда... Когда еще подоспеют наши истребители?.. Им надо взлететь и до нашего аэродрома долететь!.. А это пройдет минут 8 - 10. Горючего же в баках "илов", пришедших с задания, осталось минут на 10 - 12. Если немедленно не начать посадку, то можно потерять машины и без "помощи" "фоккеров"!
События разворачивались молниеносно. Мы с Костей оказались у рации. Из динамика до нас долетел хрипловатый, но властный голос Арефьева:
- Всем садиться с бреющего! Вступать в бой запрещаю! Вашу посадку прикрывать буду с воздуха сам!
Когда в воздушном бою наш истребитель сражается с численно превосходящим противником, то это всегда вызывает восхищение мужеством, смелостью, бесстрашием человека, совершающего такой подвиг! А здесь - летчик на тяжелой, менее маневренной и менее скоростной машине вступает в воздушный бой с истребителями врага...
Капитан резко развернул свой "ил" навстречу "фоккерам" и ударил из пушек и пулеметов, а затем с набором высоты скрылся в облаках. "Фокке-вульфы" бросились за ним. Очевидно, на это и рассчитывал Арефьев. Круто развернувшись, он вынырнул из облаков в обратном направлении, и последний истребитель врага оказался перед его прицелом. Вражеский самолет, прошитый длинной пушечной очередью штурмовика, накренился, вошел в крутое пике и скрылся за лесом. В следующее мгновение до нас долетел, через грохот канонады и рев моторов, глухой, взрыв. Все, кто были возле рации, закричали: "Ура-а!", восхищаясь мужеством и мастерством капитана.
Тем временем уже приземлились три "ила", заходя на посадку над самыми верхушками деревьев. А командир продолжал вести неравный бой. Обозленные неудачей, оставшиеся три "фоккера" с разных сторон пытались атаковать Арефьева. Но, используя все летные возможности "ила", отвечая огнем своих пушек и пулеметов, он увертывался от прицельных атак гитлеровцев.
Из рации опять послышался голос Арефьева:
- Захожу в створ аэродрома! Ориентируйтесь по мне! Ваш заход прикрываю! Его самолет несся над аэродромом в направлении, противоположном посадке, на высоте около двухсот метров. На плоскостях были видны пробоины от пушек "фоккеров". Один истребитель стал заходить ему в хвост. Командир полка, включив микрофон, крикнул:
