Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография
...
«Это страна для обжор… Они подают огромные завтраки с множеством ломтей мяса, а в полдень предлагают рыбу и жуткий фруктовый пирог. Супы заправляются белым и черным перцем столь обильно, что не каждый иностранец в состоянии их есть. Они никогда не подают мясо порциями. Даже на завтрак перед вами выкладываются колоссальные куски разных сортов мяса, и вы можете отрезать сколько хотите, много ли, мало ли, по вашему желанию, и это никак не отразится на счете»96.
Когда у него не было поездок, то он «готов был повеситься от скуки и одиночества в Книпхофе», писал Бисмарк отцу97. В августе 1844 года Бисмарк провел каникулы на Нордернее, о чем он тоже поведал отцу, особенно красочно описав прогулку в лодке во время сильнейшей грозы. Там же он познакомился с сиятельными супругами, оказавшими впоследствии решающее влияние на его жизнь: кронпринцем Вильгельмом Прусским и принцессой Августой, рожденной Августой Марией Луизой Катариной фон Саксен-Веймар-Эйзенах. Они подружились и часто отдыхали вместе на пляже. Бисмарк приводит впечатляющий список знати, собравшейся на Нордернее. Первостепенное внимание он, конечно, обращает на юных леди, выделяя среди них прежде всего даму «с великолепными рысаками».
Бисмарк писал отцу:
...
«По утрам либо до купания, либо после мы играем в шары. В остальное время мы играем в вист или фаро, шутим и флиртуем, прогуливаемся по пляжу, едим устриц, стреляем по кроликам, вечерами час или два танцуем. Однообразный, но здоровый образ жизни»98.
В письмах 1843 года можно обнаружить нечто похожее на безысходность. Огромный и сильный, обуреваемый амбициями и стремлением властвовать, но томящийся от безделья и скуки человек напоминал паровоз с разогретым до предела котлом и скованными тормозами колесами. Бисмарк был одинок и в свои двадцать восемь лет скорее всего испытывал неудовлетворенность и в сексуальном отношении. С другой стороны, еще не забылись злоключения с английскими невестами. 10 сентября 1843 года он писал другу:
...
«Мне нравится контактировать с женщинами, но женитьба меня не вдохновляет. Надо дважды подумать, прежде чем решаться на это. Мне отчасти и покойно и тоскливо, а иногда душа холодеет и от уныния. Пока смогу, буду держаться… Я подумываю о том, чтобы несколько лет побыть в роли азиата и внести разнообразие в мою комедию жизни, курить сигары на берегу Ганга, а не Реги»99.
Можно не сомневаться в том, что его жизнь действительно превратилась в скучную и неинтересную «комедию». Через месяц Бисмарк, информируя отца о последних событиях в Книпхофе, сообщал о том, что ему пришлось завезти с Варты сорок поденщиков:
...
«Они работают добросовестнее, помогают в пахоте, но обходятся много дороже. Идут дожди, и я не знаю, как бы мы без них убрали картофель… Привет Мальвине. Жду вас всех здесь, приезжайте и посмотрите на меня. Я умираю от скуки»100.
В конце октября 1843 года Бисмарк, уведомляя своего давнего друга и будущего зятя Оскара фон Арнима-Крёхлендорфа (1813–1903) о том, что его финансовые дела пошли на поправку, снова сетовал на скуку:
...
«Когда я остаюсь наедине с собой, мне становится тошно. Думаю, что это случается со всеми молодыми, достаточно образованными людьми, неженатыми, живущими в деревне и вынужденными иметь дело с обществом многочисленной клики померанских неотесанных сквайров, филистеров и уланов»101.
Из-за скуки он часто наведывался в соседнее поместье друга детства Морица фон Бланкенбурга, где и познакомился с его невестой Марией фон Тадден-Триглафф. Опустошенность и грусть Бисмарка произвели на нее неизгладимое впечатление. 7 февраля 1843 года она написала Морицу:
...
«Я еще не встречала человека, столь открыто и ясно выражающего свое неверие или скорее пантеизм… свою беспросветную скуку и хандру… Он взвинчен, лицо его наливается кровью, но выхода нет…»102
С Марией связаны самые светлые человеческие отношения в жизни Бисмарка. Он сразу же и безнадежно влюбился в эту необыкновенную женщину. Если бы она была свободна, кто знает, возможно, ему и не довелось бы объединять Германию, как бы это парадоксально ни звучало. Мария обладала силой, но именно той, которая ему не угрожала. Она разглядела его душу и сжалилась над ним. Она тоже полюбила его, о чем мы находим свидетельство в ее письме близкой подруге Элизабет фон Миттельштедт, посланном в мае 1843 года и в котором Мария не очень лестно отзывается о своем женихе Морице фон Бланкенбурге:
...
«Отто Б. больше не показывается в Циммерхаузене, и это очень хорошо, потому что, дорогая, мой славный Мориц не идет с ним ни в какое сравнение. Я не думаю, что он не появляется из-за благородства, у него совсем другое на уме»103.
Мария фон Тадден и Элизабет фон Миттельштедт принадлежали к влиятельной группе аристократов-пиетистов, верующих, известных в Америке как «заново родившиеся» христиане. Безмятежность и сила духа Марии фон Тадден зиждились на глубокой вере в спасительную благодать Иисуса Христа, нисходящую на души людей, верующих в Него. Она была дочерью одного из основателей юнкерской версии пиетизма, с 1813 года устраивавшего собрания «Христианско-немецкого застольного клуба» в «Майз-Инне» в Берлине. Членов этого общества вскоре прозвали « Maikfer», «майскими жуками». Наиболее известными среди них были Альвенслебен-Эркслебен, Густав и Генрих фон Белов, Леопольд и Людвиг фон Герлах, граф Каюс Штольберг, граф Фосс, граф Фридрих Вильгельм фон Гётцен, Адольф фон Тадден-Триглафф и кронпринц Фридрих Вильгельм. Отец Марии, Адольф фон Тадден-Триглафф, Эрнст фон Зенфт-Пильзах и Людвиг фон Герлах женились на трех сестрах: Генриетте, Иде и Августе фон Эрцен104. Эти трое джентльменов позднее составят «первую политическую партию» Бисмарка и создадут платформу, которая послужит основой для всех дальнейших действий. Они подняли его на щит после «обращения» в свою веру и превратили в полемический «меч». Никто в их среде не обладал такими средствами убеждения, как остроумие, внешняя импозантность, обаяние и эрудиция, в той степени, в какой владел ими Отто фон Бисмарк. Они думали, что он стал бичом для нечестивых и безбожников. Они ошибались. Бисмарк не служил никому, ни людям, ни Богу, он служил только себе. Это открытие в семидесятых годах оттолкнуло от него самых близких друзей и наставников юности, и он вновь остался безутешным и одиноким, как и в сороковые годы.