Толстой (СИ) - Гуцол Юлия Валерьевна

Война и мир в душе Толстого

1881 год – переломный год. Семья Толстых переезжает в Москву, дети подросли, им требуется дальнейшее образование. Толстой – самый знаменитый писатель, но он все дальше уходит от мелочности быта, от материальной жизни, задумывается о создании религии, «соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей блаженства на небе, но дающей блаженства на земле», он все более тяготеет к простым людям. «…Бессмысленно связывать свое счастье с материальными условиями – жена, здоровье, дети, богатство». Л. Н. Толстой разрывается между нравственными принципами и инстинктами обыкновенного человека: ел, испытывал страсти, не мог забыть о своем теле, а потом каждое мгновение ощущал неискренность своего положению. И кроме того, Софья Андреевна была далека от новых идей мужа, его стремления отказаться от собственности, жить простой жизнью.

Летом 1881 года (еще в 1877 и в 1890) Толстой совершает 120-километровый переход из Ясной Поляны в Оптину пустынь, где разговаривает со старцем четыре часа. О чем они говорили, не известно ничего, кроме скупой строчки биографа: «Толстой исправил ошибку старца в понимании Евангелия».

Все события складываются так, что Толстой все более уверен в правильности своих суждений. Подтверждением оной стала перепись населения в Москве в 1882 году, в которой участвовал Толстой. Он хотел увидеть, как живут люди, и понять, чем он может им помочь. Ему достались самые нищие места – Хитров рынок и Ляпинская ночлежка. «…В морозный и ветреный день я пошел к этому центру городской нищеты, к Хитрову рынку. <…> Уже идя по Солянке, я стал замечать больше и больше людей в странных не своих одеждах, и в еще более странной обуви и с особенным нездоровым цветом лица… <…> … старые и молодые сидели… ходили и ругались… <…> Дом, у которого дожидались эти люди, был Ляпинский бесплатный ночлежный дом… <…> Ближе всех ко мне стоял мужик с опухшим лицом и рыжей бородой, в прорванном кафтане и в стоптанных калошах на босу ногу. А было 8 градусов мороза. <…> “Работы, – говорит, – нет”. Ждет только обхода полицейского, который, как беспаспортного, заберет его в острог и отправит по этапу на местожительство. <…> (Острог и этап представляются для него обетованной землей.)» Толстой будет впечатлен переписью, он увидит, как могут жить люди, как равнодушно к ним общество и в который раз задумается, как изменить мир. Но ему необходим помощник, единомышленник, с кем можно размышлять и действовать.

Если следовать закону «подобное притягивает подобное», то появление такого человека, как Владимир Григорьевич Чертков, было предопределено. Не имея поддержки в семье, Толстой отчаянно нуждался в близком соратнике, с которым он и знакомится в 1883 году.

А уже через год после знакомства с Чертковым Лев Николаевич предпринимает попытку уйти из своего имения. Толстой говорил об одиночестве, которое он испытывает в семье: «Страдаю я ужасно… Они не видят и не знают моих страданий». И в 1884 году, 17 июня, на фоне тяжелого разговора с беременной Софьей, накопившегося разлада, Лев Толстой уходит. «До сих пор вижу, как он удаляется по березовой аллее. И вижу мать, сидящую под деревьями у дома. Ее лицо искажено страданием. Широко раскрытыми глазами, мрачным безжизненным взглядом смотрит она перед собою. Она должна родить и уже чувствовала первые схватки… К утру родилась сестра Александра». (Слова дочери Толстого Татьяны Львовны). Толстой не смог уйти, пожалев свою жену, и на половине пути вернулся домой. Он вернулся, а прежние отношения – нет.

В 1885 году Толстой дописал давно начатую повесть «Холстомер», главным персонажем в котором является старый мерин. У лошади в рассказе есть реальный прототип. Но давайте посмотрим на произведение с иной точки зрения. Есть версия, что в силу своего бурного темперамента и нравственного чувства, не одобряющего это, Лев Николаевич на определенном этапе жизни познакомился с учением скопцов. Он интересовался разными сектами во время своих духовных изысканий, и на пути его встретилась эта. Толстой поддерживал с ними общение, а они некоторые его произведения считали постулатами своей веры. Для справки, скопцы – секта, члены которой, считая половую жизнь грехом, подвергают себя процедуре оскопления. И Лев Толстой во многом согласился с ними, но он считал, что оскопление не дает возможности иметь детей и растить лучшее, духовное поколение. На что один из скопцов ему заметил, что можно родить несколько детей, а потом уже подвергнуться процедуре, чтобы избежать искушения. Лев Николаевич призадумался. И одним из предположений в пользу правдоподобности этой теории является то, что маршрут Толстого, когда он уйдет из дома в 1910 году, будет лежать в сторону крупной общины скопцов, и доктора с собой Лев Николаевич возьмет не случайно. При чем тут повесть, спросите вы. Сейчас объясню. Есть интересная ее интерпретация.

В ранних вариантах повесть называлась «Хлыстомер», на «Холстомер» название было изменено в 1885 году. В заглавиях возникает сложная игра слов. Хлыстомер – хлыст и мера – мера страдания и хлыстовства. Если углубляться в историю секты, то сначала были хлысты (они умерщвляли плоть, избивая себя хлыстами), а из них выделилась отдельная группа людей, которые пошли дальше истязаний, – скопцы. Слово «холстомер» связано со словом «холостить» (кастрировать). В сюжете конь лучших кровей, но с небольшим браком, влюбляется в молодую кобылу, и его кастрируют. Как объясняют придерживающиеся этой версии, Толстой воспроизводит здесь один из основных своих идеологических жестов – опрощение. Конечно, текст намного глубже и многограннее, чем просто рассказ о кастрации коня, но, возможно, интригующая версия сподвигнет вас ознакомиться с произведением.

Творческая работоспособность Льва Николаевича искренне удивляет. Он пишет художественные произведения, у него выходит много публицистических статей, он отвечает на сотни писем, и, заметьте, все вручную. 1886 год не стал исключением. Раздираемый противоречиями, внутренними и внешними конфликтами, Толстой пишет повесть «Смерть Ивана Ильича» и драму «Власть тьмы». В который раз им затронута тема смерти, порочных страстей и раскаяния. (Рассказ об обоих произведениях вынесен в отдельную посвященную им главу.)

Отношения с женой оставляют желать лучшего. Накал страстей, истерики жены иногда доводят Толстого до исступления. Для выражения своих эмоций в 1887 году он начинает работать над новым произведением, повестью «Крейцерова соната». Я выбрала, на мой взгляд, самый подходящий отрывок, характеризующий сюжет будущей книги: «…Так какая любовь, – спрашивает этот господин, – что вы разумеете под истинной любовью? Предпочтение одного человека другому? Но на сколько? На год, на месяц, на час? Ведь это только в романах бывает, в жизни никогда. Духовное сродство? Единство идеалов? Но в таком случае незачем спать вместе. А, вы, верно, меня узнали? Как нет? Да я тот самый Позднышев, что убил свою жену. Все молчат, разговор испорчен».

Софья Андреевна отреагировала так: «Не знаю, как и почему связали “Крейцерову сонату” с нашей замужней жизнью, но это факт, и <…> все пожалели меня. Да что искать в других – я сама в сердце своем почувствовала, что эта повесть направлена в меня, что она сразу нанесла мне рану, унизила меня в глазах всего мира и разрушила последнюю любовь между нами» (12 февраля 1891 года).

Но в 1888 году у семьи Толстых появляется шанс – шанс в виде чудесного маленького мальчика. Младший, последний, 13-й, Ванечка. Удивительный ребенок, талантливый, чуткий, не по годам серьезный и добрый. Родился он, когда Льву Николаевичу было шестьдесят лет, а Софье Андреевне сорок четыре. С момента его рождения дом наполнился любовью. Толстой относился к сыну с большой нежностью и видел в нем «духовно, любовно одаренного мальчика». Конечно, это не удержало Толстого от путешествия пешком из Москвы в Ясную Поляну через две с небольшим недели после родов. Но что поделаешь, Льву Николаевичу сложно было находиться в Москве. А в имении он пашет землю, шьет сапоги, встречается с единомышленниками. Но вернемся к мальчику. Главная черта Ванечки – искренняя любовь к окружающим его людям. «У него нежности хватало на всех». Есть показательный случай. В примыкающей к саду хамовнического дома клинике для душевнобольных находился пациент, попавший туда после смерти своего единственного ребенка. Он нашел утешение в общении с Ванечкой, они общались через забор. Несмотря на свой маленький возраст, мальчик убедил больного, что есть еще много любви в этом мире и что всех надо любить. После их задушевных разговоров у мужчины появилось желание жить. Но Ванечка часто болел, и 1895 год стал трагическим для семьи Толстых. Во время болезни Ваня спросил Софью Андреевну: «Правда ли, что дети, умершие до семи лет, бывают ангелами?». И «лучше и мне, мама, умереть до семи лет. Теперь скоро мое рождение, я тоже был бы ангел…» 20 февраля он заболел скарлатиной. Видя, как переживает мать, он ее успокаивал: «Не плачь, мама, ведь это воля Божия». 23 февраля его не стало. Ему было 6 лет, 10 месяцев и 22 дня от роду. 26 февраля Толстой написал в дневнике: «Похоронили Ванечку. Ужасное – нет, не ужасное, а великое духовное событие». И чуть позднее: «Природа пробует давать лучших и, видя, что мир еще не готов для них, берет их назад…» «А я-то мечтал, что Ванечка будет продолжать после меня дело Божие. Что делать!»