Фернан Кайзергрубер - От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945
Ночь в этих широтах наступает быстро, тени блекнут, пока не исчезают совсем, чтобы уступить место ночной тишине. Светятся только огоньки сигарет или длинных и тонких румынских сигар, временами украдкой освещая лица, молодые и безмятежные или сосредоточенные и серьезные у старших товарищей. Напоследок перед сном австриец сыграл вечернюю зорю, команду отбоя, аплодисменты последней вечерней мелодии, свет погашен. Слегка растроганные, мы тихо отправились спать. С нами в избе двое румын и немец. Около семи или восьми утра нас разбудил шум машин. Я вышел наружу и увидел двух или трех немцев, занятых утренним умыванием. В 200–300 метрах от нас по дороге двигались нескончаемые колонны, явно в сторону фронта – со свежими войсками на смену тем, что заняли Ростов-на-Дону, а также со снаряжением и боеприпасами. Я почувствовал угрызения совести за свое пребывание здесь и, после того как умылся и позавтракал, не стал задерживаться. Наш Vormarsh – движение вперед – продолжался, и вчерашние товарищи на одну лишь ночь разошлись, каждый в своем направлении.
Местность здесь холмистая, и когда я с высоты оглядывал горизонт, то мог на расстоянии угадывать изгибы дороги по поднятым колоннами высоко в небо клубам пыли. А поскольку нет ни малейшего ветерка, ни легчайшего движения воздуха, эти клубы пыли рисуют в небе такие же самые участки дороги, со всеми поворотами и развилками. Хорошо видны клубы пыли, которые пересекаются вместе с перекрестками под ними, но об этом можно только догадываться, поскольку сами они окутаны плотным воздухом близ земли. И все же это интересно наблюдать. Перед самым полуднем, с возвышения возле дороги, я различил сквозь плотную пыльную атмосферу большой массив застроек. Это город, очень большой город. Им мог быть только Ростов-на-Дону. Здесь и высокие жилые дома, и элеваторы, и промышленные здания. В конце концов я решил, что мы совсем близко от города. Жаркий воздух, песчаная пыль, постоянно висящая в воздухе, и жаркое марево создали такую атмосферу, что на первый взгляд кажется, будто город где-то далеко.
К 14:00 или 15:00, миновав убогие предместья, мы попали в центр города. При ближайшем рассмотрении он ничуть не лучше. Ветхий, словно прокаженный[37]. Неподвижные, брошенные старые трамваи. Интересно. Забираемся внутрь, внимательно разглядываем. Сиденья истерты и порваны, обшивка повреждена, краска облезла и исцарапана! «Эй! Бьюринг, посмотри-ка!» На месте вагоновожатого, на том, что я называю «приборной доской», отчетливые буквы: «АСЕС»![38] Невероятно, но факт. Мы продолжили обследование, но, не найдя больше ничего интересного, возвратились. После боев здесь много разбитой техники: русские танки и орудия – все выведено из строя[39]. И уже есть вывеска «Комендатура»! Которая всегда помогает найти еду, и мы этим не пренебрегаем. После чего, следуя своим путем, направляемся к выходу из города.
Вскоре после выхода из центра города мне захотелось найти объяснение тому, что происходило у меня на глазах и заинтриговало меня. Процессия солдат всех видов войск и подразделений двигалась к старому зданию и обратно от него, бережно неся котелки и прочие емкости всевозможных видов, от шлемов до банок от джема всех сортов. Все эти емкости до краев наполнены коричневой жидкостью, которую я не мог сразу опознать. Первым делом подумал о меде, но для него она слишком жидкая. Спросил одного парня, и он сказал, что это пиво! Нельзя терять время, нужно идти туда немедленно! Я не пробовал пива уже больше двух месяцев. Не то чтобы я выпивоха, но жажда так сильно мучила нас, и вдобавок ко всему со времени нашего отбытия из «Дождевого червя» напитки не отличались разнообразием: кофе, чай, молоко, вода – и больше ничего, но чаще всего вода. Раз уж подвернулась такая оказия, я должен попробовать пива. Моя солдатская жизнь, пусть и короткая, уже научила меня одному: никогда не упускать возможности, а не то будешь потом рвать на себе волосы!
По мере приближения к «пивному ресторану» затхлый запах, что щекотал нам ноздри, не оставлял сомнений в происхождении жидкости. Следуем коридором, по которому движутся участники процессии, похоже уже ознакомившиеся с этим местом, и спускаемся по лестнице в подвал, освещенный лишь колеблющимся светом пламени зажигалок или спичек, зажженных кое-кем из послушников этого странного шествия. Кратковременные вспышки давали мало света и не позволяли что-либо как следует рассмотреть. Считаю ступени, хотя зачем, если понятия не имею, сколько их всего? Я тоже достал зажигалку и время от времени щелкал ею. После нескольких таких вспышек спустился еще на несколько ступенек и решил, что уже достиг дна подвала, поскольку при свете пламени зажигалки различил ровную поверхность пола. Продолжаю ступать по блестящей поверхности, как вдруг… Плюх! Во весь рост растягиваюсь в разлитой по полу жидкости! Я промахнулся мимо нескольких ступенек, скрытых затопившим весь подвал пивом. Чем это объяснить? Все просто: из отверстий в бочках затычки выдернуты и не забиты назад, но самое главное – «потребители» оставили длинные линии пулевых отверстий вровень с дырами от затычек.
Совершенно ошарашенный случившимся, я поднялся и обнаружил, что сухой у меня осталась только часть головы. Что до остального, то я промок насквозь. Вот я, настоящий красавчик, но зато моментально освежившийся. Ошеломление прошло, и я начал хохотать, ко мне присоединился Бьюринг. Кажется, в момент падения я выругался или произнес что-то скверное. Было бы удивительно, если бы я промолчал. Поскольку все произошло в темноте, я по крайней мере не уронил своего воинского достоинства. Хоть какое-то утешение! Мы не прекращаем двигаться к заветным бочкам с пивом. Слышны голоса тех, кто уже получил свое «утешение». Сначала надо найти зажигалку, выскользнувшую у меня из пальцев при падении, и, как ни странно, несмотря на темноту, я быстро нащупал ее под слоем пива в 30–40 сантиметров. Сейчас от нее никакой пользы, займусь ею потом.
Заворачиваем за угол. Вижу свет и тени. Здесь парни со свечами, и кто-то из них предусмотрительно оставил одну зажженную свечу. Поэтому видны очертания нескольких огромных бочек с пивом, содержимое которых медленно вытекает из отверстий, где прежде находились затычки, и из других дыр, заливая коридоры подвала. Наполняем фляги и котелки и на ощупь бредем обратно. Возвращаться проще, потому что после поворота легко ориентироваться по пробивающемуся снаружи свету. А от лестницы найти выход совсем не сложно. Пора где-нибудь пристроиться и осушить котелок с пивом, доставшимся с таким трудом. Нет, честное слово, это пиво отвратительно! Безвкусное, пресное, выдохшееся, поскольку не ударяет в голову, освежающее хуже, чем вода, но я все равно пью его. После всех этих испытаний, – хоть пиво и даровое, – когда я едва не погиб ужасной смертью в пивном море, я не собираюсь выплескивать это пойло только на том основании, что оно отвратительно. Итак, мы пьем пиво, надеясь утолить жажду, но не без гримас. И смеемся над нашими, особенно моими, злоключениями, потому что Бьюринг, шедший позади меня, успел избежать падения. Ну почему я всегда должен быть впереди, особенно учитывая, что Андре выше и здоровее меня? Ничего не поделаешь, я неисправим!
Мы пьем пиво, но моя жажда не проходит. Это прохлада подвала освежила меня. Мне не по себе, в пропитавшейся пивом форме я чувствую себя липким с головы до пят, но нужно идти. Только вперед! Мы осмотрелись в поисках выхода из города и теперь шагаем в неведомое будущее. Через сотню метров обгонявший нас танк остановился, и командир пригласил нас взобраться на броню. Вот это везение, это те самые танкисты, которых мы встретили, уходя из «пивного ресторана», и которых так радостно и радушно приветствовали. Они хохочут над моими злоключениями, поскольку сами явно избежали подобной участи. Лафонтен был прав – я говорю о баснописце, а не приятеле с такой же фамилией. Вы сразу поймете меня: «Доброе дело даром не пропадает». Кажется, это точно он сказал.
Сидя на броне танка вместе с несколькими пехотинцами, я уже забыл о происшествии в подвале, когда вдруг на меня села муха, потом десяток, потом целая сотня, привлеченные пивным благоуханием! И тут началась беспощадная война, столь же бесполезная, сколь и бессмысленная. На танке нас шестеро, а мух сотни! Мы с моими союзниками безжалостно давили тех, что садились на меня, но еще больше пропускали в своем неистовстве, а они все время возвращались, и еще в большем количестве. Через полчаса мы выдохлись и наши удары стали более слабыми и менее точными. Мухи победили. Довольствуюсь лишь тем, что как могу отгоняю их от лица и смахиваю с затылка. Мы больше не в силах истощать себя в бессмысленной битве без всякой надежды на успех! Движемся вперед на танке, сохраняем силы и бережем ноги. Подвеска танка явно не такая мягкая, как у автомобиля, что подвозил нас раньше. И уж точно не такая комфортная. Более того, мы расположились на стальной броне, мало похожей на мягкие сиденья. Топливные баки из листовой стали, и на них не так жестко сидеть, но, несомненно, она менее эффективна для выполнения подобного предназначения.
