Отар Кушанашвили - Я. Книга-месть
Он только что не прослезился, мой АГА, тщетно пытаясь меня уверить, что им – ему и Грише – повезло.
Везет сильнейшим (дуракам, конечно, тоже, но они сходят с дистанции: дыхалка безнадежная).
Артист от не-недоартистов отличается тем, что может даже оплеухам присобачить приставку «арт».
Копиистами ГЛ (а их, на глаз и на многострадальное ухо, кажется, полстраны) не уразуметь одного: нельзя уподобиться ему, если петь с хорошо отмеренной дозой боли в голосе.
Потому что у него не отмеренная, у него боль, так скажем, аутентичная.
Странное дело: его, ГЛ, обожают патетичные критики. Это началось еще с пресловутого РК «Метелица», нашей с ним альма-матер, а выступали мы там, за вычетом моих и его фанов, для патентованных лузеров, антихристов с кошельками.
С летами он научился осаживать их. Тогда мы в ответ на хамство уклонялись от апперкотов, а теперь сами дадим по роже чуть что.
А как Вы относитесь к Илье Лагутенко как к человеку?
Он славный малый.
Разумеется, хитрован.
Раз при мне молодой нарцисс из числа жирующих банкиров щелкнул пальцами: ну-ка, Гриша, изобрази Высоцкого.
Гриша изобразил Марлона Брандо, изображающего Крестного папаню. Банкир заткнулся.
А я бы за те деньги прокукарекал бы даже!
Я спросил его как-то, как он относится к фарсу, в который пытаются обратить общение с купленным (как им кажется, с потрохами) артистом нувориши.
Как к фарсу, невозмутимо ответствовал ГЛ. Он мастер черного юмора. При мне один наш с ним товарищ бегал в закулисье, крича: «Мне нужно что-то черное, завтра похороны». Гриша моментально: «Твоей души недостаточно?»
Его песни – его университеты, но теперь его песни – уже наши университеты, в которых постигаются образцы вдохновенного самопоедания, неравнодушной жертвенности, трогательной слабины.
Многим это не понравится, но ГЛ ювелирный матерщинник. Я ходячая иллюстрация того, что мат суть высокое искусство. ГЛ – достойный спарринг-партнер.
Говоря схематически, он похож на свои пьесы. Один из фильмов Вуди Аллен хотел назвать «Ангедония», что означает неспособность к получению удовольствия. Вот ГЛ, познавши цену успеха, лечит от ангедонии. Пусть сейчас за гонорары, сопоставимые с баблом европейских вокальных светил.
Благодаря его вокализам, миллион мужиков получили индульгенцию: «Я тебя не люблю, это я так решил» – и я не уверен, что среди этих мужиков нет мразей.
Но проблема в том, что ГЛ делает свою работу филигранно, а музычка – она и для мразей тоже, даже для пьяниц, почитающих ГЛ своим, даже для чудаков на букву «М», имеющих, как они полагают, право приватизировать ГЛ в силу тождественного мировоззрения.
Сидишь с такими за столом, они с умным видом: у нас с Гришаней биографии рифмуются. Хорошо хоть слово «экзистенция» не вворачивают.
Люди, слушающие его «Водопад», смотрятся хорошо. Знающими себе цену, «ведь для счастья надо – быть с тобою рядом», не надо усложнять.
У него – Анечка и дети, мама и наверняка кто-то еще, кто так же, как он, любит сочинский горний дух, забавы и кто знает, что ангелы существуют; кто не боится «бессонниц», кто на «Лодке» плывет против течения, прощаясь с собой темным, приветствуя себя исполненного светлой славы.
«Что может человек?» – спрашивает он своей песней из свежего альбома.
«Бежать по небу», распознавать «своих» по улыбкам, научиться говорить «прости».
Человек может все.
Даже человеком стать.
Брат Кристовский
Один из братьев Кристовских на Радио 7 в программе «Моя жизнь – моя музыка» про песню В. С. Высоцкого сказал «нормальная», а про «Романс» лидера «Сплина» Саши Васильева – «выдающийся».
Он не знает, и ему на это наплевать, но он – Первый в той области, где я имею наглость подвязаться. Странно, что такой человек не распознал в моей линии поведения буффонаду.
Готический индастриалСей этюд посвящаю музыкальным критикам – существам загадочным, вынуждающим меня в отчаянии открыть: это племя я так и не понял, не раскусил, не разгадал, хотя земную свою тропинку уже истоптал до середины.
Я не понимаю, о чем они пишут, я не понимаю, как они пишут. И однажды публично высмеял все эти рецензии, исполненные якобы досконального знания музыкального дела, громоздких терминов и метафор с внятным привкусом раннего Троицкого. И напоролся на распекание: силен ты, брат, обсирать коллег, а вот так – умно, сочно-смачно, с обилием шифровок – сам-то никогда и ни за что не напишешь.
Вы – самый скандальный журналист России. Многие люди хотят «закрыть Вам рот». Как Вам удается жить в таких обстоятельствах.
Есть два способа.
Один – не думать об этом.
Другой – отчетливо сознавать, что самое большое, что они могут сделать, – убить. Всего-то.
Я взвился. И решился на настоящую издевку.
Положим, группа в переводе на русский зовется «Ноябрьский черный дождь». Положим, группа выпустила альбом под названием «Коитус в закрытом режиме». Что написали бы девять из десяти наших критиков? А вот что.
Альбом, милый, как герань на окне, как тихий вечер с семьей на даче, сделан в ключе готического индастриала с элементами фанка, давно доказавшего, что огород городить можно только там, где стиль «бамбуковый сакраменто» сочетается в вечным пиликаньем скрипки.
Группа и в предыдущем альбоме обличала Голливуд как империю порока, но делала это, уповая на чистокровное декадентство, подкрепленное гитарным визгом, перекликающимся с антисофтбезумием приснопамятных «Калифорнийских тормозов».
Альбом не поддается никакой четкой жанровой классификации, хотя готический индастриал – явление самодостаточное, как и мегаполисно-хораловый ска.
Понарошку приджазованная четвертая композиция «Поеби меня всерьез» – отнюдь не легковесная заявка на будущее, где, возможно, группа видит себя в нише стопроцентного хаус-соула со струнными вкраплениями.
Музыканты во главе с харизматичным Джеком Тимберфаковым, некогда рьяным поклонником знойного этнического чупа-чупса-рока, показали себя людьми, зоркими на всякую звуковую пустоту, бутафорность в формальных моментах записи.
Природа успеха этого тяжеловесного диска – в рождении новых синтезов, симбиозов и чего-то там еще, в одаренности саунд-кудесника, наполнившего сосуд нового альбома жидкостью терпкой и тонизирующей.
MTV
Канал MTV отличился тем, что во всеуслышание заявил о расставании с определением «музыкальный». К этому шло много лет: прежний формат, предполагавший самокультивирование, сдох. Умер и Майкл Джексон, а даже такие самобытные цыпочки, как Леди Га-Га и Бейонсе, порождение не MTV, а времени. Это же время их вскорости умертвит.
Одно рыло из журнала «с гитарой наперевес», законченное чмо, написало, что альбом – заумный. Он не заумный, твою мать, а чуть умнее твоего, твою мать, любимого дерьма, твою мать.
Слушал родимую поп-музыку. Потому что никто еще не отменял заповеди: изучи врага хорошенько… Враг живет в полном довольстве, можно ужесточить лексику в абсолютном; он по-прежнему на 99 процентов питается ворованными мотивами и чудовищными рифмами, нас потчуя тем же.
Седьмая композиция, «Исходящий» – разве ж тому не доказательство?! Обаятельное декадентство, приправленное остроумной, как Евгений Петросян, перкуссией.
Джек Т. – человек не общественный, не тусовочный, создавший свой собственный мир из отгоняющих сатану звуков, где даже флейта способна противостоять бычарскому маргинальному миру, маргинальному до такой степени, что нет времени на роздых.
Здесь барабаны на помочах у ситары, здесь двенадцатый извилистый трек – «Судьба, ты меня заебала» – лучший подарок пигалицам, по ночам со страхом вслушивающимся в темноту, которая кажется вечной.
На письме не передать легкости девятого этюда, посвященного маленьким, но существенным бытовым деталям вроде розетки; подробностям сумрачной двадцать три часа в сутки жизни.
Клавишные то и дело получают у группы простор, и в эти моменты начинает из-за туч выглядывать солнце. Как приглашение на вечеринку после потогонной рабочей недели.
Их выступление позапрошлым летом на Земле Франца-Иосифа было вулканообразным, но ошибочно отнесенным к арт-дилер-року, помпезному, но ограниченному.
…Ну и все такое; продолжать эту пародию выше сил моих.
Вот такие рецензии, эзоповы до шизофреничности, я читаю – обязывает служебный долг! – ежедень, то есть так часто, что уже не смешно. Мои дружки подтрунивают надо мной: дескать, твои статьи попсовые на фоне такой метафористики – реляции, написанные штабным приказным.
Прости меня, А. К. Троицкий, никчемный я человек, попса густопсовая.
Со страстью…
Зверев назвал дизайнера Симачева мелким воришкой; Оксана Робски бросила писательство, а я у Сургановой играл на бас-гитаре в переполненном зале. И что, что плохо? Со страстью зато.
