Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [Только текст]
Здесь и далее в материалах дела Марии Петровны допущена ошибка в дате рождения: на самом деле она родилась в 1900 г.
Марии Петровне было 37 лет, сыну Саше не было и полутора, когда ее отправили в Нарымский исправительно-трудовой лагерь на север Томской[249] области. В этом лагере вместе с нею оказались и сестры маршала М. Н. Тухачевского, и сестра Я. М. Свердлова — Авербах, и жена Якира, командующего Киевским военным округом. Таким образом, осенью 1937 года правнучка Натальи Николаевны Пушкиной разделила участь многих тысяч безвинно пострадавших.
Всего в роду Пушкиных было репрессировано 17 человек, среди них — хорошо знавшая Марию Петровну Наталья Сергеевна Шепелева, ее отец, муж и родной брат. Саму Наталью Сергеевну — правнучку Поэта, репрессировали «как дочь царского генерала».
«За дворянское происхождение» в казахстанскую ссылку в г. Атбасар была отправлена и автор упоминаемых в данной книге мемуаров — Наталья Павловна Вревская. Ее сослали вместе с сыновьями Борисом и Сергеем, который был серьезно болен.
В марте 1935 года в ссылке у нее произошла удивительная встреча, о которой она потом вспоминала:
«Александр Сергеевич Ланской — не Пушкин, а Ланской, — так представился мне однажды на почте очень красивый молодой человек. Я потомок жены Пушкина, а Вы из тех Вревских? Да? Разговорились. Бывший офицер, слаб характером, нервами, здоровьем и умом. Женился на простой педагогичке детского сада, на мещаночке, которая его жалеет и возится с ним. Вот и сюда поехала из жалости — ее не высылали, она ведь не дворянка. Много чего рассказывал этот несчастный потомок знаменитых предков. Добр и нежен был к Сереже, как никто — спасибо ему вечное за это. Уезжая, я отдала ему за полцены свой бараний тулуп (казахский); который купила на базаре в Кокчетаве с чьего-то плеча. Со слезами благодарил. Потом его тоже перебросили на север — и он тоже не выжил. Жена вернулась в Ленинград и мне рассказала о нем. Благородство души сказывалось в нем и привлекало; и жаль было его обреченности. Мир праху его»{1191}.
Конец 1937 года
Вскоре после ареста Марии Петровны, ее мать Александра Андреевна, жившая по-прежнему в Гатчине в собственном доме, забрала к себе внука «Сашика», полагая, что у нее ему будет спокойнее. Как рассказывал потом сам А. П. Арапов: «Меня совсем маленького забрала к себе бабушка по линии мамы, я жил у нее в Гатчине. Моим воспитанием занималась все та же француженка, которая воспитывала еще мою маму и ее брата Ивана. В детстве вместо „мамзель“ я звал ее „Мажель“. Это имя в моем сознании навсегда за ней и закрепилось».
* * * 1940 год * * *Спустя 2 года после ареста Марии Петровны ей была разрешена переписка с родными, на которую живо откликнулись не только мать и родной брат, но и семья мужа: его брат Георгий, сестра Наталья Смирнова и Нина Александровна — 70-летняя мать расстрелянного Павла Осиповича. В Сибирь посылались письма, деньги, посылки, в которые обязательно вкладывали лук и чеснок — от цинги. О смерти мужа Мария Петровна ничего не знала, как не знала об этом и его мать.
25 июня 1941 года
На третий день после начала войны брат Марии Петровны — Иван Арапов, ушел добровольцем на фронт; воевал в танковой бригаде, оборонявшей Ленинград на Карельском перешейке.
23 декабря 1941 года
В этот день погиб правнук Натальи Николаевны Ланской — Иван Петрович Арапов, которому днем раньше исполнилось 35 лет. Согласно справке отдела учета персональных потерь Министерства Обороны СССР (исх. № 32 991) «…рядовой 55-й армии Арапов Иван Петрович, 1908 г. рождения… похоронен на юго-западной опушке леса 60°28′ северной широты, 29°30,5′ восточной долготы»{1192}.
В 1941 г. в оккупированной Гатчине в его доме, доме Араповых, расположился немецкий генерал, и до 1944 г. хозяевам приходилось переносить это вынужденное соседство.
Из сообщения барона Эдуарда Майделя, живущего в Германии:
«Александра, баронесса фон Майдель… во время Н-й Мировой войны проживала в Гатчине под Петербургом вместе со своим внуком, чья мать, дочь Александры Генриховны вместе со своим мужем были сосланы. С ними жила одна француженка, которая обучала их детей в царское время и осталась с ними. Немецкий генерал после оккупации Гатчины уговаривал их переселиться в Германию, но она отказалась, так как ожидала свою дочь из заключения. Так они там и остались»{1193}.
16 декабря 1942 года
В этот день Марии Петровне выдали на руки следующий документ:
«Справка
Дана г. Трахтенберг Марии Петровне, рождения 1903 года, уроженка г. Ленинграда, национальность — русская, осужденной Особым Совещанием при НКВД СССР 9 октября 1937 года по ст. ст. чл. семьи изм. род. УК к заключению в ИТЛ на 5 лет в том, что она освоб. на основ, п. 4-го директивы НКВД и прокурат. СССР № 185, 29/1У-1942 г. по отбытию срока соцзащиты из Яйского отд. УИТЛ НКВД освобождена 16 декабря 1942 г.
Прошлые судимости — первая.
Следует к избранному месту жительства — Туринские рудники, Свердловской обл. ст. Надеждинск (Свердловская обл.)
Видом на жительство служить не может.
При утере не возобновляется.
Нач. Яйского отд. УИТЛ и НКВД по НСО / / Моргунов
Начальник 2-й части / / Семякин»{1194}.
Из письма Марии Петровны Араповой Военному прокурору Ленинградского военного округа от 23 мая 1956 года: «…по постановлению бывшего Особого Совещания при НКВД СССР от 9 октября 1937 года я была осуждена, как „член семьи изменника Родины“ к заключению в ИТЛ сроком на 5 лет.
По отбытии этого срока я была освобождена из мест заключения 16 декабря 1942 года с паспортными ограничениями, после чего проживала в Свердловской Области, в гор. Красно-Турьинске»{1195}.
Александр Павлович Арапов рассказывал: «После освобождения маме было предложено либо остаться в Сибири на поселении, либо уехать на Урал. Так как главным инженером строящегося алюминиевого завода при Турьинских рудниках в то время был муж Натальи Осиповны Смирновой (сестры моего отца) — Василий Васильевич Смирнов, то мама выбрала Урал, чтобы рядом была хоть одна родная душа. <…> До войны я почти не знал русского языка, так как с бабушкой говорил на ее родном языке — по-немецки, а с няней только по-французски. Когда началась война, мне было 5 лет, и от постоянной стрельбы и бомбежек я разучился говорить. Но бабушка и Мажель продолжали со мной активно заниматься — разговаривали на трех языках, чтобы восстановить речь. Это им удалось, испуг понемногу прошел».