Федор Раззаков - Чтобы люди помнили
Рассказывает Д. Шевченко:
«Грозный поначалу суд, получив новое указание из столицы, в одночасье изменил тон. Прокурор в перерыве между заседаниями подошёл к Параджанову и на ухо сообщил, что срока не будет. „Только, пожалуйста, Сергей, не устраивайте публичного спектакля“. Но тот не послушал.
Перед объявлением оправдательного приговора Параджанов вдруг потребовал слова и заявил, что милиционер, охраняющий его, разительно похож на Наполеона. „Ну-ка, сделай голову так, а теперь руки. Наполеон!“ Судья обиделся. „Принесите килограмм лаврового листа, — потребовал Параджанов. — И белую простыню“. — „Зачем?“ — „Вы вылитый Нерон“. По залу прошёлся смешок. Покончив с Нероном и Наполеоном, этот обличитель „советского фашизма“ вдруг заговорил о том, что он — настоящий ленинец и единственный режиссёр, который может снять достойный фильм о вожде, великом мученике.
Затем началось несусветное. Слово взяла мать Гарика, Анна Параджанова, и потребовала объяснить ей, зачем у брата в комнате произвели обыск. Ведь он недавно освободился, приехал из лагеря в кирзе и бушлате, денег ни гроша. Пятьсот рублей, которые фигурировали в деле, дала ему она. „Он — нищий. У него даже белья собственного нет. Серёжа носит фланелевые трусы покойной нашей матери Сиран…“
Зал замер.
„Что ты несёшь, — взорвался Параджанов, — ведь в зале женщина, за которой я ухаживаю…“
И лишь несколько близких людей, в том числе сидящая вся в слезах Софико Чиаурели, поняли, что с Параджановым неладно, что-то надломилось в Сергее.
Гарик не видел, как дядю освобождали в зале суда. Он убежал из города и вернулся, только когда Сергей немного успокоился.
— До конца дней Сергей не мог забыть мне моей подлости, — признался в разговоре со мной Георгий. — Попрекал, что посадил его в тюрьму. Со временем, конечно, он простил меня. Но часто, особенно когда мы ссорились, говорил: „Когда умру — не смей подходить к моему гробу…“»
Самое удивительное, но спустя каких-нибудь два года Параджанову разрешили вернуться в кинематограф. И произошло это в той же Грузии. Стоит отметить, что незадолго до этого Параджанов обратился к первому секретарю ЦК КП Армении Демирчяну с просьбой разрешить ему снять в Армении народный эпос «Давид Сасунский», но тот ему в просьбе отказал. Вот тогда руку помощи режиссёру протянули со студии «Грузия-фильм». В итоге вместе с известным актёром Додо Абашидзе Параджанов снял свой третий шедевр — фильм «Легенда о Сурамской крепости». В основу фильма была положена старинная грузинская легенда о том, как некий юноша по имени Зураб дал согласие замуровать себя в стену Сурамской крепости, чтобы она смогла выстоять против натиска врага.
Рассказывает Л. Григорян:
«Если поэтика „Цвета граната“ явилась глубокой антитезой „Теням забытых предков“ по характеру своего поэтического языка, то „Легенда о Сурамской крепости“ предстаёт как ветвь из единого корня. Но есть при этом и разница. Принципиальное, даже порой экстремальное утверждение „антикино“, столь ощутимое в „Цвете граната“, оживлено здесь динамикой кинематографических решений, как бы смягчающих монументальную статичность и архаическую условность предыдущей работы.
Эта грузинская лента Параджанова, вопреки хронологии своего рождения, возникает скорее как связующий мост в стилистических поисках режиссёра.
„Легенда о Сурамской крепости“ — картина более распахнутая и открытая — полифонична по своему характеру.
С поразительной интуицией Параджанов уловил и передал специфические особенности характера грузинской культуры, страны-перекрёстка, обдуваемого Европой и Азией одновременно.
И если в „Цвете граната“ Параджанов прежде всего обратился к самому сильному проявлению армянской культуры — её монолитному пластическому мышлению, как бы воплощённому в камнях хачкаров, — то в „Легенде о Сурамской крепости“ на первый план выведена приоритетность грузинской культуры в театральном, зрелищном характере своего самовыражения. Если в одном случае перед нами кинофреска, то в другом (да простится этот вольный термин) кино-театр, а точнее, кино-действо».
Премьера нового фильма Параджанова состоялась в марте 1985 года. Однако, как и ранее, прокат фильма оказался мизерным — было отпечатано всего лишь 57 копий, которые не собрали и полумиллиона зрителей. Но за пределами фильм был удостоен призов на фестивалях в Трое, Ситсехе, Безансоне, Сан-Пауло. Приведу лишь несколько отзывов о фильме, прозвучавших из уст известных зарубежных специалистов в области кино.
Тонино Гуэрра: «Раньше я видел „Легенду о Сурамской крепости“ Параджанова в Тбилиси и сразу сказал, что это шедевр. А последние четыре месяца её показывают в Риме — нельзя попасть, хотя Италия избалована кинематографом…»
Альберто Фарасино: «Через пятнадцать лет после „Цвета граната“ („Саят-Новы“) Параджанов вновь доказал, что он — великий режиссёр, способный создавать только шедевры. Несмотря на длительные и тяжёлые преследования, тюрьму, несмотря на то что он был на грани физического разрушения, может быть, умственного расстройства, его гений необъяснимым образом остался цел и невредим…»
Пьер Далби: «Содержание этого величественного фильма трудно пересказать — его надо пить глазами, поскольку он сделан художником (а Параджанов принадлежит к их числу). Когда смотришь его, то кажется, что созерцаешь образы, пришедшие из тьмы времён. Происходит это благодаря чуду, название которому — гениальность…»
Благодаря фантастическому успеху фильма за рубежом Параджанову впервые удалось побывать за границей. В феврале 1988 года он отправился в Голландию, в Роттердам, где чествовали двадцать лучших режиссёров мира, «надежду XXI века». Параджанов пробыл там всего три дня, однако успел многое. По словам очевидцев, он накупил на барахолке столько диковинных вещей (жестяные коробки с картинками, бесчисленные рамки для фото, коллажи и картины, фарфоровые рамочки, лампы, подсвечники и т.д. и т.п.), что их пришлось поднимать на двух лифтах. Весь этот скарб Параджанов затем привёз в Москву, на квартиру своих старых знакомых Катанянов, чтобы оттуда уже везти в Тбилиси. И там произошла неприятная история. В день отъезда, пакуя вещи в чемоданы и ящики, Параджанов умыкнул и несколько раритетных вещей хозяев квартиры. Причём, судя по всему, умыкнул преднамеренно, пользуясь случаем. В. Катанян позднее напишет, что Параджанов, с достоинством пройдя огонь и воду, третьего испытания — медными трубами — не выдержал. Мол, слава сломила его — он решил, что теперь ему дозволено всё.
Вообще многим людям за свою жизнь Параджанов сделал больно. Один из его коллег на вопрос «что такое зло?» даже ответил: «Зло — это Параджанов». Он даже сестре своей так и не простил того, что она ослушалась родительского слова и вышла замуж за парикмахера. На похоронах зятя Параджанов устроил настоящий спектакль. Он загримировал покойника под императора Фердинанда: закрутил усы, нарумянил щёки, в одну руку вложил горящую свечу, в другую — гранат. Сестру облачил в цветастый балахон, сшитый из ковра, на голову водрузил подушку и в таком виде усадил возле гроба. Гости, увидевшие это, были в ужасе и на протяжении всего действа не притрагивались к еде.
