Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
И многое другое.
На прошлой неделе: мои переговоры с Кжистофом Островским (зам. зав. Международного отдела ПОРП) по подготовке европейской конференции компартий в Париже. И 2идейно-политический ужин» на Плотниковом со Шредером и Дамлигом (ГКП). Крупный разговор «за жизнь» с немцами! Сам завелся и Шредера до слез довел. А вообще-то сложно, не идейностью мы (КПСС) «держим» немецких коммунистов, а безвыходностью их положения, коль скоро они коммунисты. «Национальный вопрос» витает во всем — в малейшем пустяке разговора с ними, как и вообще нашего общения с этой партией.
4 мая 1980 г.Четвертый день праздников. Жаль, что так много не заносил сюда вовремя. С 16 по 25 апреля пробыли почти безвылазно в Серебряном бору. Я, Загладин, Арбатов, Жилин, Собакин, Ермонский и стенографистки. Готовили парижскую встречу еврокомпартий. (В основном, речь Б. Н.'а)… Заставил нас «соорудить Монбланы» инвектив против империализма и, несмотря на мат Юрки Арбатова, пустить все в алармистской тональности: мол, Европа чуть ли не на грани войны.
Загладин «в деле» участвовал очень косвенно: просматривал варианты и давал кое- какие «соображения». Ему было совсем некогда, на этот раз он показал поистине цезаревский класс: за эти несколько дней он успел съездить в Варшаву, провести беседы с румыном, который приезжал оправдываться (почему не едут в Париж), дать несколько интервью, в том числе венгерской «Непсабадшаг», написать статьи о парижской конференции для «Правды» и «Нового времени».
А я в Париж не попал. Не попал, потому что сам отказался: Б. Н. мне дважды настойчиво предлагал (ему хотелось отблагодарить меня и за Ленинский доклад, и за парижские материалы). Отказался, так как не люблю толчеи, а делать там практически нечего было. И Б. Н. отстал, решил, наверно, что это я из-за честолюбия: мол, не включили в состав делегации, а сопровождающим считаю ниже достоинства. Но… в данном случае это не так. Просто я устал ото всего на свете.
А жалко, что не записывал, потому что сам крутеж вокруг парижской конференции любопытен: тема возвращения Китая в МКД (визит в Пекин Берлигуэра и «мятеж» местных организаций ИКП), тема румын и югославов, которые всерьез верят, что мы им можем устроить Афганистан, тема голландцев и даже тех, кто поехал в Париж (Люксембург, Португалия.), отчасти и англичан. Если бы не высокомерие французов и комплекс «Жоры»: как так, я позвал и кто-то осмелился отказаться! И если бы не ФКП готовила конференцию, то на нее можно было собрать не 22, а 28 партий.
Главная же тема — по сути арбатовская.
5 мая 1980 г.Вчера умер Тито, о котором уже анекдоты стали ходить: он никак не мог умереть, чуть ли не целых полгода.
Я в отпуску: взамен Парижа попросил у Б. Н.'а догулять восемь дней, оставшиеся от предыдущего отпуска.
Так вот — арбатовская тема (она же первомайская — мои наблюдения за демонстрацией 1 — го мая). Это опять: Куда мы медленно катимся? Что с нами, со страной, будет?
Раза два мы вырывались на прогулки. Там, оказывается, прелестные места, сохранившие чуть-чуть облик старинного дачного Подмосковья. И хотя я работал на этой даче раз пять или шесть, ни разу не приходилось заглядывать за забор со стороны Москвы- реки. Походили мы с Юркой. Он, кстати, недавно перенес обширный инфаркт и сейчас будто обновленный, решительный, и еще более нахальный в своих суждениях, но еще больше озабоченный проблемой «что с нами будет?», «до каких пор Россию можно так мордовать и издеваться над нею?!» Знаешь, — говорит, — Толя, вроде как все у меня есть и большего не хочу и не надо. Но осталось беспокойство за «общее дело», переживаю, расстраиваюсь, ночами иногда не сплю, а мне ведь вредно теперь волноваться, я инфарктник.
Разложение же дикое, хуже, чем при царе, потому что нет скрепа аристократизма, понятий «честь» (дворянской, офицерской), которые все-таки хоть часть власть предержащих держали в рамках. Вот смотри, я специально тебя повел здесь. Что это строят?
Я: Какой-нибудь дом отдыха высшего класса или загородную виллу для приема высокий гостей.
Он: Нет! Это Щелоков (министр внутренних дел) строит себе подмосковный дворец (дача у него само собой и так есть). Строят, конечно, солдаты, призванные, чтоб служить Родине. Он вообще делает что хочет. Загородился зятем, его теперь пальцем никто не тронет.
— Каким зятем?
— А ты что не знаешь? Наверно, на Пленумах ЦК видел мальчишку генерал- лейтенанта. Красавчик такой., все на него палятся, чуть ли не пальцем показывают. Это и есть зять Брежнева. Как он появился? Был посредственным студентиком из провинции. Оказался на комсомольской работе. Взяли в райком комсомола. И тут, на каком-то вечере или вечеринке встретился с этой б., дочкой Брежнева, которая как раз в это время разводилась со своим очередным мужем, девятым или десятым. Вот и пошло. Скоро он уже оказался в ЦК ВЛКСМ. Тут-то его и усек Щелоков. Взял себе в замы, а когда Папутин кончил собой, сделал первым замом. Он уже и член ревизионной комиссии ЦК, как и ты. Все что угодно! Ничего не делает, говорят. А Щелокову и не надо, чтоб он чего-нибудь делал и во что-то вмешивался. Пусть, мол, живет по принципу: обогащайся, как можешь, тащи все, что хочешь и т. д.
Патоличев (министр внешней торговли) тоже загородился. Но этот прямо собственным сынком. Взял себе в замы этого пьяницу и вора. А теперь он уже у него первый зам. Зато сам Патоличев (впрочем, в прошлом заслуженный человек, можно сказать, большевик) имеет заслонку и делает, что хочет, может и для пользы страны, не знаю. И дважды Героя уже получил.
А этот вор грабит валютой, не стесняясь и пользуясь «служебным положением». Недавно сам папа ему вручил высший орден. Не постеснялся — перед экраном телевизора.
Это вот в верхнем эшелоне. А что делается пониже? Дело «океан» ты знаешь. Весь мир теперь знает. Недавно даже «Нью-Йорк таймс» его подробно описала. А Ишков всего лишь на пенсию отправлен и остается кандидатом в члены ЦК.
6 мая 1980 г.Арбатов видит главное зло (во внешнеполитическом плане, включая Афганистан) в Громыке, хотя теперь все больше склонен думать, что замешаны и андроповские ребята, которые и его, и других «обдурили» ложной информацией и страхами. В наглости Громыко он видит определенную линию, проистекающую из заинтересованности в обострении обстановки.
Логика примерно такая: войны все равно не будет, наращивание военной мощи нам нужно по многим причинам, в том числе и чтоб содружество было в порядке, а некоторая напряженность с американцами даже полезна, так как позволяет оправдывать напряженку с продуктами, ширпотребом, услугами и проч. Громыко в узком кругу прямо высказал такую мысль (особенно, последнее — в отношении собственного населения).
