Сборник - Сталин. Большая книга о нем
Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: “Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать”.
О приказе командующего ВВС округа я доложил командующему 4-й армии генералу Коробкову, который мне ответил:
– Я такого приказа не имею.
В этот же день я зашел к члену Военного совета дивизионному комиссару Шлыкову (Ф.И. Шлыков в мае 1942 года был тяжело ранен в бою на Керченском полуострове и умер от ран. – Изд.).
– Товарищ комиссар, получен приказ от командующего ВВС округа – привести части в боевую готовность. Я прошу вас настоять перед округом отправить семьи комсостава.
– Мы писали в округ, чтобы разрешили вывести из Бреста одну дивизию, некоторые склады и госпиталь. Нам ответили: “Разрешаем перевести лишь часть госпиталя”. Так что ставить этот вопрос бесполезно.
Начальник штаба армии полковник Сандалов встретил меня вопросом:
– Ну как, сегодня много нарушений воздушного пространства?
– Больше, чем вчера.
– Сбивать надо.
– Леонид Михайлович, вы не хуже меня знаете, что открывать огонь по немецким самолетам запрещено. Нам приказано: нарушителей воздушного пространства заставлять садиться на нашей территории. Немецкие летчики знают об этом и на сигналы наших летчиков “идите на посадку” не обращают никакого внимания. Больше того, сегодня (20 июня. – Авт.) на высоте 5000 метров Ме-110 на сигнал капитана Савченко ответил пулеметной очередью, правда, промахнулся. Савченко дал ответную очередь. Немецкий самолет задымил и со снижением ушел на свою территорию.
Я рассказал полковнику Сандалову о беседе с членом Военного совета.
– Думаешь, один ты печешься о семьях командного состава? Некоторые даже в округ писали, но, кроме неприятностей, ничего не имеют.
21 июня часов в 10 я вылетел в 74-й штурмовой полк майора Васильева, который вместе с 33-м истребительным полком базировался на аэродроме в Пружанах, проверить, как устроился полк в лагерях.
В 16 часов перелетел на аэродром в 123-й истребительный полк майора Бориса Николаевича Сурина. Там планировал провести совещание с командирами полков.
На аэродроме меня уже ждал начальник штаба дивизии полковник Федульев.
– Получена новая шифровка. Приказ о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков – отменяется. Частям заниматься по плану боевой подготовки.
– Как так? – удивился. – Ничего не пойму.
– Ну что ж, нет худа без добра. В воскресенье проведем спортивные соревнования. А то мы было отменили их. В 33-м истребительном полку все подготовлено.
– Нет, Семен Иванович! Давайте эту шифровку пока не будем доводить. Пусть все остается по-старому…»
От кого последовал приказ на отмену боевой готовности, Белов не указывает. Но отменить приказ Копца (а он отдал его явно по приказу из Москвы) мог либо сам Копец, либо Павлов. Но в любом случае приказ о приведении частей ВВС ЗапОВО в боевую готовность должен был пройти 19–20 июня во всех трех смешанных авиадивизиях Белоруссии, прикрывавших границу и войска 3, 4 и 10-й армий ЗапОВО. А 21 июня этот приказ был отменен!
И пока никто не смог доказать, что эта отмена шла из Москвы, а не от Павлова!
Далее генерал описывает, как началась война для него:
«21 июня.
Я только что сел за стол, как вдруг раздался телефонный звонок.
– Николай Георгиевич, – услышал я голос полковника Сандалова. – Командующий просит зайти сейчас к нему.
По выработавшейся привычке взглянул на часы – 24.00. “Странно, до сего дня командующий меня к себе ночью не вызывал. Видимо, произошло что-то особенное”. <…>
Генерал Коробков был один.
– Получен приказ привести штабы в боевую готовность, – сказал он.
– В таком случае я подниму дивизию по тревоге.
– Не паникуйте, – остановил меня командующий. – Я уже хотел поднять одну дивизию, но командующий округом запретил это делать.
– Я командую авиадивизией, да еще пограничной, и не собираюсь спрашивать ни у кого разрешения. Имею право в любое время части дивизии поднять по тревоге.
Надо было более подробно узнать обстановку, и я заглянул к начальнику штаба.
– Только что от командующего, – сказал я и передал Сандалову свой разговор. – Леонид Михайлович, введи в обстановку.
– Мы вызвали всех командиров штаба. Сейчас направляю своих представителей в соединения. Что касается твоей дивизии, то ты имеешь право решать вопрос самостоятельно. Командующий не несет ответственности за ее боевую готовность».
(Примечание. Дело в том, что в общевойсковых частях округа «поднять целиком дивизию по боевой тревоге для проверки ее боевой готовности имел право только командующий войсками военного округа» – Сандалов Л.М. Боевые действия 4-й армии в начальный период Великой Отечественной войны. М., 1961 г., ВИЖ № 11, 1988 г., с. 4.)
«Около 2 часов ночи 22/VI 1941 года. Даю сигнал “боевая тревога”. Он передается по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о получении сигнала и его исполнении.
Из 74-го штурмового полка подтверждения нет.
Во время передачи сигнала связь с полком прервана.
А к 2.30 телефонная связь прервана со всеми частями дивизии. Не будучи уверен, что 74-й штурмовой полк принял сигнал боевой тревоги, посылаю туда полковника Бондаренко. Он уполномочен принимать решения на месте в соответствии с обстановкой, вплоть до вывода полка на аэродром постоянного базирования – Пружаны. Полковник Бондаренко вылетел в 74-й штурмовой полк на самолете ПО-2 в 3 часа и по прибытии объявил боевую тревогу.
В четвертом часу начали поступать донесения с постов ВНОС о перелете границы одиночными немецкими самолетами. Вскоре над аэродромом Пружаны появился самолет-разведчик. В воздух поднялся командир звена 33-го истребительного полка лейтенант Мочалов и его ведомые лейтенанты Баранов и Тарантов. Звено сопровождало разведчика до Бреста.
Город в огне! Война!
И тогда летчики атаковали немецкий самолет, тот, оставляя длинный шлейф черного дыма, упал на землю (около 3.40… – Авт.).
Взлетом звена лейтенанта Мочалова фактически начались боевые действия дивизии.
4 часа 15 минут. Аэродром 74-го штурмового полка подвергся артиллерийскому обстрелу и налету авиации. Средств ПВО на аэродроме совершенно не было. 10 “мeccepшмиттoв” в течение нескольких минут расстреливали самолеты. В результате все пятнадцать И-15 и два ИЛ-2 были уничтожены. Летчики, находившиеся в самолетах, взлететь не успели.
Оставшийся без самолетов личный состав полка забрал документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко убыл на восток…»
