Анатолий Черняев - Совместный исход. 1977
60-летие Любимова. Позвонил он мне, звал. Пошел. Дали ему орден Трудового Красного знамени и, говорят, дадут Народного. Стеклось много всякого народу - волны славы и самодовольства. Со мной он был очень обходителен. В таких случаях говорят: «не знал, куда посадить и чем угостить» - под недоуменными взорами таких толпившихся в его кабинете людей, как Плисецкая, Щедрин, Капица и т.п., кои, естественно, обо мне понятия не имели: знали, что не писатель и не артист, а с «вышестоящими бюрократами» Любимов вроде бы обходится иначе!..
Посмотрел еще раз «Мастера и Маргариту». Сильное первое действие, остальное по- прежнему балаган, демонстрирующий удивительное сочетание в Любимове таланта и безвкусицы.
Затем был капустник и банкет. Говорят, неплохое было действо, включая Гердта, Паперного и Высоцкого, с которыми я перебросился в антракте. Но я не остался.
9 октября 77 г.
Насыщенная неделя. 3-го - Пленум ЦК. Брежнев объявил, что В.В. Кузнецова ПБ рекомендует на первого зама Председателя Верховного Совета, т.е. при Брежневе. Поэтому - и в кандидаты члена ПБ. Затем долго перебирал бумажки и найдя нужную, стал говорить, что в ЦК все больше работы и проч. Поэтому Черненко надо тоже сделать кандидатом в члены ПБ. (Кстати, то же самое он говорил год назад, когда рекомендовал Черненко секретарем ЦК). Б.Н. же - опять мимо, несмотря на то, что который год он выламывается с Конституцией, явно рассчитывая, что, наконец-то, настанет его «звездный час». Не тут-то было! Да и смешно было бы рассчитывать, что принятие Конституции свяжут еще с чьим бы то ни было именем.
Доклад об итогах конституционной комиссии и поправках на Пленуме был краткий, довольно формальный и заранее было предложено прений не открывать, ибо можно на самой сессии выступить кому захочется.
Как бы там ни было, все три речи Генерального и сама Конституция очень внушительны. Это, в самом деле, идейно-политическая и правовая рамка реального продвижения нашего общества, иной и невозможно, и не нужно. Дело за тем, чтобы действительно, преодолевая косность аппаратов и кадров, наполнять Конституцию тем, что в ней заявлено. Получится ли? Не тот возраст на всех решающих уровнях управления и власти! А, следовательно, ни отваги, ни живости ума, ни готовности действовать по Конституции, а не с ориентацией на близкое и отдаленное, всякое начальство и разных «коллег» и соседей, которые в свою очередь действуют по тому же принципу. (Это как с аплодисментами на сессии, - в некоторых случаях они затягивались до того, что будто в воздухе повисал невыраженный крик: «когда же», «сколько можно», «нелепо», «смешно», «недостойно», «хватит уж».99 % в душе так думали, но все продолжали хлопать).
14 октября 77 г.
На этой неделе Загладин придумал одно необычное действо: разослал приглашение на «неформальную, откровенную, закрытую» встречу наиболее умным и свободно мыслящим - Галкин, Бурлацкий, Лейбзон, Делигенский, Карякин, Ардаев, Соболев, Красин, Гилилов, Тимофеев, четыре наших консультанта, три профессора от Матковского и еще кто-то, менее значительный. Поговорить о «еврокоммунизме. Сам Загладин, я и Жилин сели во главе стола буквой «П». Жилин сказал «экспозе». И пошло. Нового они там ничего, понятно, не сказали. Но это был будто разговор между доверенными из консультантской группы нашего отдела, - будто в моем кабинете, походя, зацепились за что-то и разговорились, ни на что не оглядываясь. Участники были безумно рады (и, конечно, горды, что именно их выбрали для такой доверительной дискуссии!). Каждый старался показать, на что способен. Но помимо ярмарки тщеславия был и серьезный ум, забота о деле, заинтересованность и знание предмета, - как это ни странно при той информации. Которой они могут располагать легально.
Рады они были и тому, что их широкий и спокойный подход к «еврокоммунизму» встретил понимание и поощрение. Собственно, мы и они оказались согласны в оценке главного. Да, по существу и в выводах: что делать?.. Надо срочно поднимать наш, КПСС'овский авторитет в области теории, надо преодолеть предубеждение (впрочем, обоснованное), что мы закоснели в догматизме, что мы меряем только на свой аршин, и все, что с ним несоизмеримо, то - ревизионизм, уклон и проч.
Нужны крупные теоретические инициативы на самом авторитетном уровне КПСС.
Да, теоретически (если говорить всерьез) «еврокоммунисты» очень слабы и беспомощны. Их претензии на открытия - смешны. Да, собственно, это и не теория даже, это политика, тактика, ловля конъюнктуры, прикрываемые теоретическим трепом для пущей важности.
Но мы-то взамен (по тем вопросам, по которым они пыжатся сказать «новое») тоже ведь ничего не сказали и кроме нанизывания цитат, которые хоть и сильны, но выглядят как навязывание своего старого опыта, ничего не предложили! И т.д.
Длилось это 6 часов. И происходило «на базе» Ленинской школы, где Вадим - зав. кафедрой.
Это, действительно, уникальная дискуссия, которая, пожалуй, даже пять лет назад была бы немыслима.
Ульяновский (один из замов Б.Н. - из тех, как зло шутят, кого в свое время посадили и потом напрасно выпустили), узнав о ней случайно, сказал своему «доверенному лицу» (а тот тут же сдал Загладину): мол, надо бы М.А. Суслову сообщить об этой ревизионистской забаве!
Впрочем, уверен, что в Суслове наших дней он очень ошибается!
15 октября 77 г.
Встретил у метро на днях, идучи с работы, Зигу (Зигмунд) Шмидта (сын знаменитого академика, полярника, знаком с ним по истфаку). Он стоял и беседовал с кем-то в берете. Зига заметил меня, пришлось подойти. Собеседник его сразу раскланялся и ушел.
- Ты знаешь, кто это такой?
- Понятия не имею.
- Краснопевцев! Тот самый! Секретарь комитета комсомола Университета в 1956 году, руководитель подпольной группы по восстановлению справедливости и ленинских норм после XX съезда. Обушенков там, помнишь, был с вашей кафедры, Эйдельман, еще человек восемь. Они пошли в народ тогда, на заводы, на ЗИС, листовки расклеивали. Был большой шум. Всех их посадили. Краснопевцев получил 10 лет.
- Помню, - говорю я. - Но как он здесь оказался, откуда ты с ним сейчас?
- Да мы были на заседании музейной секции Археологической комиссии. Сидим там рядом с Белявским. Я-то тогда ведь не был уже на истфаке, а Белявский был членом партбюро. Он его сразу приметил. А когда тот начал говорить («широко, умно, свободно, с идеями, хорошим языком».), Белявский меня толкает в бок: «Точно он, Краснопевцев!» Кончилось собрание, я подошел, познакомились. Он сейчас зав. музеем на заводе «Серп и молот». Отбыл все десять! Об остальном я не успел расспросить, ты появился. Не исключено, что он тебя узнал. Ты ведь тогда преподавал на истфаке.
29 октября 77 г.
С 19-го по 21-ое был в Варшаве. Встреча международных и идеологических отделов девяти соцстран. Я, Шахназаров, Ненашев. Смысл - перевести эти встречи по возможности в рабочее состояние, освободить от трепа а 1а Пономарев. Мои речи. Все обрадовались, что КПСС тоже, наконец, пришла к выводу, что между товарищами надо говорить по-деловому, а не агитировать друг друга и не просвещать в общеизвестном.
