Сильвия Каваллано - Замороженная саранча
Еще одна история про новый и старый дом
Раньше мы жили в хорошем доме, потому что он был коперативный. Я не знаю, что это значит, вроде как с «пленными немцами», но в нем не писали в подъезде, там был лифт, даже целых два лифта, правда, они часто ломались, и тогда нам приходилось подниматься пешком. Лестница была грязноватой, с надписями на стенах, разбитыми лампочками и запахом мочи, но первые пять этажей идти было даже интересно, следующие три я ныла и просилась на ручки, остальные три мы преодолевали с плачем и угрозами оставить меня ночевать на лестнице и последние три меня все-таки несли на ручках. Мы жили на последнем этаже. Но все-таки лифт чаще работал, чем не работал. И все соседи, набивавшиеся в лифт, каждый день говорили одно и то же. «Как выросла! Какая большая! На кого же она похожа?» Я не понимаю, как можно за один день вырасти или измениться так, что надо опять спрашивать, на кого же я похожа! Еще там была лифтерша Пелагея Степановна. Почему она называлась лифтершей, я не знаю, в лифте она с нами никогда не ездила, а сидела в стеклянной будочке внизу, напротив входа в подъезд, и вязала на спицах, вернее, делала вид, что вяжет, как настоящий разведчик (потому что на день Победы она пришла к нам в школу с орденами и рассказывала, что в войну она была разведчиком). Пелагея Степановна знала всех жильцов в лицо, со спины, и по звуку закрываемой двери, знала, кто отхватил к празднику копченую колбасу, во сколько Ирка из 7-ой возвращается домой, на каком месяце Раиса из 17 и во сколько уходит по ночам из 75-ой «слесарь». Всех посторонних она сначала подвергала рентгенологическому обследованию, после чего голосом, в котором слышалось «мы начеку! враг не пройдет!» спрашивала: «Вы к кому? В какую квартиру?»
А потом мы переехали в пятиэтажку от останкинского мясокомбината. Там жили одни пьяницы, в подъезде пахло кошачей мочой, а вместо лифтерши были бабки на скамейке. И у нас был спаренный телефон. Я думала, что спариваются только насекомые, я сама видела на даче жуков и стрекоз, а про телефоны узнала только когда захотела один раз позвонить бабушке, а вместо гудков в трубке было какое-то потрескивание. Я думала, что он выключен из сети, но он был включен. Тогда мама мне объяснила, что наш телефон спаренный, и когда алкаш Витя разговаривает, мы позвонить не можем, и нам никто не может дозвониться. Когда мне кто-то не мог дозвониться и потом телефон наконец освобождался, я нарочно снимала трубку и клала ее на стол, чтобы отомстить Вите. И вот один раз родители ушли голосовать, а мы с сестрой остались дома одни и сняли трубку. Вдруг в дверь стали яростно звонить и с такой силой бить ногами, что мы думали, она вылетит вместе с дверной коробкой. Мы тихонько подкрались к глазку. И увидели бешеного Витю. Он размахивал ножом и орал: «Положите трубку Ссуки, убью!!» мы ужасно испугались и побежали звонить в милицию. По-моему, его все-таки забрали, но потом он что-то там нахимичил с проводами, и телефон у нас совсем перестал работать.
Теперь, когда у нас с Машкой была своя комната, мы очень долго укладывались спать. Сначала мы целый час спорили, когда гасить свет: если ей хотелось еще почитать, мне хотелось спать немедленно, и наоборот. Иногда мне хотелось поболтать, тогда мы не спорили из-за света, а гасили свет и болтали в темноте, пока от моего занудства сестра не засыпала. Но главная часть ритуала — это пожелание «Спокойной ночи» — чтобы, не дай Бог — не послышалось «Покойной». Мне в этом слове мерещился покойник, и я тут же начинала бояться, что я этой ночью умру. Иногда я долго размышляла, как она произнесла «покойной» или все-таки «спокойной»? Когда сомнения оказывались неразрешимыми, или склонялись в пользу первой версии, я начинала будить сестру, и требовать произнести как следует, выделив буку С многократным повторением «Сссспокойной ночи». Иногда она начинала меня шантажировать: «Я скажу СССпокойной ночи, если мы еще почитаем». Я не уступала, тогда она назло говорила «Ну, ПППокойной ночи». Какое-то время я терпела, уговаривала себя, что это все ерунда, глупости, предрассудки и пр, но потом не выдерживала, и разрешала ей включить свет. Потом придумала выход получше: шла к маме и просила ее пожелать мне СССпокойной ночи.
Инопланетянин на веревочке
Я уже рассказывала как в августе мы наедались черемухи до почернения губ, зубов и языков, а потом врали малышне что мы — инопланетяне. И они нам верили. Но однажды к Жуковым приехал племянник Илюша. Мы с Наташкой как раз демонстрировали мелюзге свои черно-коричневые языки и заливали про пришельцев. А Илюша сказал: «Да врете вы все. Инопланетяне летать умеют. А вы?» Чтобы не ронять свой авторитет перед малышней, мы начали уверять, что конечно умеем и скоро так полетим, что он зависти описаются. А сами стали думать как. В поисках ответа мы перерыли все наташкины журналы «Наука и Жизнь». Там были советы на все случаи жизни: как сварить клейстер, как сшить из брезента плащ-палатку, как заклеивать на зиму окна, как солить огурцы, как похудеть за два дня на десять килограммов, как пикировать помидоры. Но о том, как взлететь хотя бы на 20 сантиметров ничего не было. На всякий случай мы решили пока выучить язык немых и наврать, что это язык пришельцев. Потом как раз к Соколовым привезли песок, и нам стало не до инопланетян. Но через несколько дней, когда мы с Наташкой играли у меня в теплице — хоть там и жарко, зато никто не лезет с просьбами и поручениями — туда залетел воробей. Мы стали за ним гоняться по всей теплице, нанеся при этом значительный урон, как говорилось по радио, «живой силе и технике» (помидорам и лейкам с граблями), ну то есть мы нечаянно уронили грабли, которые нечаянно опрокинули лейку с птичьим пометом прямо нам на ноги. Еще мы посшибали много зеленых помидоров, а воробья поймали только после того, как он шлепнулся в бак с водой. Утраняя последствия погони, мы заметили, что один оторванный помидор зацепился за веревку, которой были подвязаны помидоры. Если веревку поднимали — он поднимался, опускали — опускался.
— Ура!! я знаю, как обмануть малышню!! — вдруг заорала я.
Вот что я придумала: нужно обвязать меня веревкой — я легче Наташки, поэтому летать буду я, а она будет тянуть веревку — за пояс, перекинуть ее через сук березы и снизу тянуть веревку за другой конец. Придется рассказать все моей сестре, потому что одна Наташка меня не вытянет. Мы попросили наташкиного папу привезти из Москвы бенгальских огней, чтобы малышня вообще описалась от удивления. Конечно, летать надо было в темноте, чтобы не было заметно веревку. За сеткой, там, где водокачка, мы нашли подходящую березу. От нее до лавочки, где мы велели стоять малышне, было метров двадцать. Наташку загораживали кусты черемухи. Накануне мы все отрепетировали и сказали малышне приходить завтра к девяти на маленький пруд. Пришельцы улетают на родину.