Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 3

Москворецкая пойма во весь окоём —
Живописней картины вовек не сыскать:
Сколь зелёных оттенков!
Бирюзой покорён,
Малахитом с прослойкою жёлтой песка.

От защитного цвета озёрной воды
До салатных листочков невянущих ив…
До чего же, мой край, примечателен ты,
До чего же равнинным раздольем красив!

Цвет иссиня-зелёный покоен и тих —
Цвет бодрящихся трав, неуёмной листвы,
Изумрудные тени от туч золотых
Набегают волнами до самой Москвы.

Камышовая стража стоит у озёр,
Верхом копий темнея в закатных лучах,
И сплетает звонарь звонкогласый узор,
Повисая на бронзовых колоколах…

Монастырские храмы в зелёной тиши
Весть благую окрест поспешат разнести,
Донести до моей православной души
О счастливом исходе в конечном пути.

Ни зелёная блажь, ни такая ж тоска
Ни за что не заманят в унынье и сплин…
Пока сердцу природа мила и близка,
Лишь она – и любовь моя, и Господин!

«Христос воскрес!» —
Ликуем днём весенним.
«Христос воскрес!» —
«Воистину воскрес!» —
Над Красной площадью,
Василием Блаженным
Пасхальный звон
Как благовест с небес.

И сам Христос
С большим крестом нательным,
Взяв посох веры,
С нами вышел в путь,
Простившись
С кротким образом настенным —
С иконным ликом,
Схожим с ним чуть-чуть.

Не диво ли,
Что от Кремля, отсюда
Отправился сейчас в дорогу он?
И совершилось обновленья чудо
Под трепетный пасхальный перезвон.
Простим же тех,
Кто нам мешал увидеть,
Открыть Христа
Священный лик для всех,
Кто призывал крушить и ненавидеть
В пылу мирских услад или утех.

Теперь все мы
Вновь обратились к церкви,
И сам Господь
Спешит на Пасху к нам,
И свечи в крестном ходе не померкли,
Дорогу освещающие в Храм.

В краях всея Руси и над Москвою
Витает Дух Святой среди небес,
Не знающий мгновения покоя.
Иисус Христос воистину воскрес!

– Однокрылый ангел, где твоё крыло?
Что с тобой случилось, что произошло?
– Возвращал я свету дитятко одно,
Но ему другое место суждено.
Там в просторе хладном бесконечный мрак,
Там за лучик света очень много драк.
И в противоборстве, чтоб дитя спасти,
Потерял крыло я, Боже мой, прости!
Я-то ведь поднялся на одном крыле,
А малыш остался в непроглядной мгле.
Не обрёл он солнца, не вкусил тепла,
Поглотила темень, схоронила мгла.
– Однокрылый ангел, и с крылом одним
Ты самим Всевышним и судьбой храним,
Чтоб прийти на помощь, чтоб спасти в беде…
– Где, кому я нужен? Никому. Нигде.
– Однокрылый ангел, так не говори,
Поднимайся в небо на крыле зари,
Ты седьмому небу будешь снова рад,
Кто спешит на помощь, тот всегда крылат!

Говорил, говорил – как слова доставал из колодца.
И заплакал потом, и давай причитать-голосить,
Будто горло пронзил наконечник стрелы инородца,
И рванула из горла тоска и печаль по Руси.

Не по родине плач, что гремела державным железом,—
По Руси, гой еси, что лишь в гусельных сказах жива,
Где семь вёрст до небес, только семь, но всё
лесом и лесом,
А за каждым кустом колдуны, ведуны, татарва.

Он плетёт языком, но какие узлы расплетает!
Отмывает слезами, что жизнь накоптила во мне.
Красно Солнце встаёт, Ясный Сокол с запястья взлетает,
И в воде не тону, и опять не сгораю в огне.

Я семь вёрст пролечу, отобьюсь, отмолюсь по дороге,
Меч заветный в руках, сапоги-скороходы не жмут.
И увижу свой дом, и узнаю родных на пороге,
И услышу, как птицы и ангелы вместе поют.

Этот камень веками растёт через тёртое поле.
Он морозит подошвы в студёной подземной реке.
Чтоб избавить себя от сердечной тоски и неволи,
Я к нему прикасаюсь и чувствую холод в руке.

А за холодом вслед чую дрожь, чую: движутся токи, —
И вбираю в себя эту тяжесть как вечный покой.
Всё он помнит про нас, знает замыслы наши и сроки,
Провожает в дорогу, встречает, берёт на постой.

Рядом тракт дождевой, по нему всё шаги да колёса,
Кто-то плачет навзрыд, кто-то снова поёт невпопад.
Будет время и мне собирать землянику с откосов
По дороге в былинный, в лесах затерявшийся град.

А пока я пред камнем стою, усмиряя желанья,
Я поцарствовал всласть, а теперь только мёд в бороде.
Но откликнется он на моё чуть живое дыханье,
И круги от него побегут по подземной воде.

В каждом прожитом дне понимания больше и грусти,
С каждой спичкой зажжённой и сам, словно хворост, горю,
А забудусь на миг – и несут меня лебеди-гуси
Через дол, через лес, через долгую память мою.

Озаряются дали, и вижу я мать молодою,
И отец – молодец, с ним любая беда – не беда,
Ранним утром меня умывают живою водою,
Чтоб с меня худоба уходила как с гуся вода.

Над тоскою моей, над заснувшей с усталости Русью,
Над вороньим гуляньем, затеявшим суд-пересуд,
Сколько крыльев хватает, летят мои лебеди-гуси,
Сколько крика хватает, зовут мою память, зовут.

То дорога легка, то вокруг облака без просвета,
То дымком от печи, то пожаром потянет с земли,
Золотыми шарами и мёдом нас балует лето,
Серебром осыпают усердные слуги зимы.

Но недолог полёт, возвращенье всегда неизбежно.
Оборвётся забвенье, проститься и то не успеть.
И смотрю я назад, и такая мне видится бездна,
Что оставшейся жизни не хватит её разглядеть.

И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёй,
Слава Богу, что август не минул ещё середину.
И трава по утрам от тумана тепла, как бельё,
И ещё холода не томят на рассвете рябину.

А прижавшись к земле, лишь глубинному гулу внимать,
Что в подземной реке оседает и медленно тонет,
И почуять покой, и судьбу научиться читать
По сплетенью корней, как по линиям тёмных ладоней.

И загад разгадав, никого ни о чём не просить,
Никуда не спешить, ни судимым не быть, ни судьёю.
Лишь холодные пальцы с корнями потуже сцепить
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёю.