Юрий Трофимов - Первый Долг Родине
Пусть потешаются враги, смеются
И радуются мнимой им победе.
Пока им лучшее всё достаётся,
Но грянет гром, рождённый в гневе...
ГЛАВА ТРЕНАДЦАТАЯ
На гране срыва.
Зима вне дома то же была другая. Каждый день полк преодолевал несколько километров от казармы до автопарка, где проводился развод. В лица постоянно дул ледяной, сырой нескончаемый ветер. Промёрзшие ноги скользили солдатскими сапогами на всём протяжении пути. Сержант, возмущаясь и оскорбляя младший призыв, командовал идти в ногу, что было практически невозможно. Сапоги скользили по льду, причиняя боль мышцам от резких движений. На старослужащих срочников данная команда не распространялась. Сквозь узкие щели глаз проникал красный свет восходящего солнца, освещая военный аэродром, расположившийся в степи. Ветер продувал бушлаты неприятно пробираясь за шиворот вместе со снегом поднятым с промёрзшей, почти голой земли. После развода до обеда согреться было невозможно. Младший призыв трудился на улице. Боевыми задачами были: мытьё военной техники снаружи, уборка территории от мусора. Из старшего призыва срочники так же посылались на такого рода задания, но естественно никто из них не работал. Изменить данный порядок не возможно.
Ночью в нарядах, для того чтобы согреться, я падал на промёрзшую землю и отжимался, после чего прыгал и снова отжимался. Каждый наряд по автопарку старослужащие посылали "слонов" на пекарню за хлебом. Она находилась километрах в трёх за пределами автопарка, за железной дорогой. За двадцать минут необходимо было незаметно вернуться назад с хлебом и доложить дежурному об обстановке. При этом так же незаметно передать старослужащим хлеб отдыхающим в той же бытовке, где находиться дежурный по автопарку. Хорошо хоть согреешься и утолишь ненадолго голод, заныкав батон хлеба.
Однажды ночью, дождавшись пока дневальный домоет взлётку, я встал с твёрдым намереньем убить хотя бы одного из старослужащих. Так они меня достали вместе с шакалами обиженными, не то ли на свою судьбу, не то ли на что ещё, но считавшие своим долгом задолбать москвичей, что моя психика была на пределе. Для этого не гнушались ничем, закрывая глаза на издевательства старослужащих. В свете красного дежурного света, преодолев незамечено взлетку, подошёл к спортивному уголку. Что же мне взять для того, что бы наверняка завалить хотя бы одного из этих ублюдков? Ага, вот подходящая гантелька весом пять килограмм. Ей то точно голову проломлю с одного удара, а там глядишь, ещё кого-нибудь успею. Глаза горели, лицо скривила страшная гримаса. Ещё один шаг и моя душа провалилась бы в пропасть лет на двадцать, а может быть и навсегда. Но в тот момент, когда казалось, ничто не удержит меня от опрометчивого поступка, я вдруг остановился. Перед глазами пролетела юность, всё хорошее, что связывало с домом и неизбежная мысль об удалении этого всего на неопределённый срок. И как заключение последствия ответственности за содеянное. Ведь эти ублюдки сразу окажутся невинными жертвами в руках злодея, подонка, то есть меня. Это ли достойный выход? Кому от этого станет лучше? Я вспомнил тёплые слова земляка Алексея, который в тот момент находился в наряде, Глобуса, курсантов Осипова, Калинникова, Трофимова - моего однофамильца, но фактически всё равно, что брата:
- Забей на этих уродов. Мы ещё попляшем на могилах недругов своих. Держись братан. Дембель неизбежен!
Так же вспомнил своего двоюродного брата, который мне роднее родного. Не ужели из-за этих гадов я его не увижу неизвестно сколько времени?
Я положил гантель на место и, оскалившись злой улыбкой, лёг обратно в кровать. Земля круглая, ещё поквитаемся! На душе немного полегчало. И снова солдатская бытность скорее уборщиков мусора, чем военнослужащих, продолжила свой ход. Но ничего всё это когда-нибудь кончиться. Утром в столовой повстречались с Алексеем. И когда, здороваясь, обнялись, обменявшись стандартными фразами:
- Ну, ты как, ночью в казарме кипиша не было?
- Да нормально Лёха, всё путём. Чуть не сделал непоправимого, но вроде остыл.
- да забей на них, скоро легче будет. Вот дембеля уволятся в запас, и у нас уже год будет за плечами. Черпаки, плотный! Скоро уже. Молодых пришлют, чуток расслабимся, даже "грейдер" (комбат) не сможет ничего поделать.
От его слов стало намного лучше.
Нас тяготят учения и взгляды
Копившиеся много лет
Они все рушатся пред нами
И в пропасть падают, теряя след...
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Учения.
Пришло время зимних учебных выездов. Это конечно громко сказано. Но всё по плану. Вечная нищета Российской армии отложила свой отпечаток. Все передвижения техники производились внутри автопарка и в 30-50 метрах от него, так, что без связи можно было перекрикиваться друг с другом. Часть станции выстроились в ряд на территории автопарка, а другая часть неподалёку за забором. Все запитались от внешних источников и начали свою работу. Своё умение работать на радиостанциях показывали старослужащие. Нам отводилась роль караульных, мёрзнувших круглосуточно снаружи вне аппаратных, и как всегда озадаченных на неуставные задачи. Поскольку караульный ни в коем случае не мог покинуть свой пост, смена караула происходила в поле на холоде. Сапоги меняли на валенки и тулуп прямо на посту, мотая портянки на ледяном, сквозящем ветру. Ну да ладно, пережили. Это лучше, чем уборка мусора и прислуживание шакалам (офицерам) да старослужащим. Стоишь себе на морозе и отжимаешься в снегу продуваемый всеми ветрами, вспоминая родимый дом и мечтая о грудастой дивчине, пиве и рок-н-ролле. А по небосклону на фоне звёзд плывёт луна. И время как будто замирает или замерзает, но упорно не торопиться бежать как на гражданке. Даже стихи посещают продутую голову. Романтика блин! Самое главное, в этот момент, выполняя боевую задачу, предоставлен сам себе и это время всё твоё. Нет ненавистных рож, они где-то там, в аппаратных, сидят в тепле и в тихую бухают.
Учения кончились, всё вернулось на круги своя. Приближалась весна, дембеля готовились покидать полк. В конце февраля навестила матушка, дав мне возможность надвое суток расслабиться и окунуться в гражданскую бытность города Новошахтинск у родственников. По этому поводу бабуля из-под полы достала самогон. Ел всё подряд и сладкое и солёное (сгущёнку, пиво, сметану, солёные огурцы). Это было супер! Хорошо по возвращении в полк никто не запалил перегара.
Пришла весна! Вот и весенние учебные выезды. В отличие от зимних, пришлось увязнуть в грязи оправдывая поговорку: "Кто е... в дождь и грязь? это доблестная связь!". За мной закрепили КШМ, назначили на должность начальника Р-142Н (КШМ). Поэтому я работал на своей радиостанции: развёртывал, свёртывал и качал связь с другими частями и ДКБР (дорожно-комендантскими бригадами) СКВО. Но нормально работать не давали старослужащие, пытаясь на что-нибудь озадачить. Мы Алексеем стали уже понаглее и отказывались выполнять неуставные требования. Мы же сержанты, младший командный состав! "Пошли они на х...", - поддерживал меня дружбан. Если чего, зови меня, дадим отпор ублюдкам! А "ублюдков" это сильно напрягало. Не хотели они мирится, с тем, что младший призыв будет командовать. Тем не менее, подходя к полевой кухне, вновь наблюдали, как старослужащие заставляют молодых мыть за них котелки. Благодаря этому в моей голове рождались новые стихотворения. Ознакомившись с моими произведениями, сослуживцы стали просить меня написать стихотворения на заказ по той или иной теме. Даже попросил один из нормальных офицеров (капитан Симонов), не обращавший негативного внимания на место моего рождения. В результате получилось стихотворение "капкан". Это не совсем то, что он просил, но я не машина. Ведь отразил же одну из граней военной службы как мог. Из тех стихотворений о любви в тот период были уже посвящённые тем, кого я никогда не видел, но представлял по рассказам сослуживцев. Они поясняли то, что чувствуют, а я уже переносил это на бумагу в стихотворной форме.
