Абрам Рейтблат - Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы
После завершения Наполеоновских войн резко снизилось идейное влияние националистически ориентированных авторов (Ростопчин, С. Глинка), не имели успеха и ряд религиозно-универсалистских инициатив (создание Священного союза, Библейского общества и т. д.), а в 1825 г. потерпели крах декабристы, являвшиеся радикалами-утопистами и пытавшиеся кардинально изменить социальное устройство страны, но практически не имевшие опоры в населении.
В начале царствования Николая I подавляющее большинство мыслителей полагали, что перемены нужны. Однако поражение декабристов показало, что вне государственной системы ничего сделать нельзя. Приходилось использовать только традиционные способы участия в политической жизни – службу в государственном аппарате и подачу записок императору. Служили и «консерваторы» (Шишков), и «либералы» (Д.В. Дашков, Д.Н. Блудов, Сперанский, Куницын, С.С. Уваров и т. п.). Попытка реформаторски настроенного П.Я. Чаадаева вести частное существование и при этом идейно влиять на современников привела к объявлению его сумасшедшим и маргинализации на довольно долгое время.
В начале николаевского царствования можно наметить следующие идеологические позиции:
– быстро теряющие влияние «консерваторы» (Шишков и др.);
– религиозно-утопические «либералы» (Уваров, Чаадаев);
– «либералы» – практики (Мордвинов, Сперанский, Дашков, Блудов и др.);
– «либералы» – революционеры (Герцен, Огарев и др.).
К «либералам» – практикам был близок по взглядам ряд журналистов, считавших, что для более эффективного проведения реформ нужно дать выразиться общественному мнению, прежде всего через газеты. В этом случае адресатом становилась не только власть, но и общество. Однако потенциальные публицисты хорошо осознавали, что без контроля правительства (в лице III отделения) это влияние осуществить нельзя.
Возможностей для маневра не было: тем, кто хотел издавать газету, следовало:
1) продемонстрировать свою лояльность;
2) получить право на издание газеты с политическим отделом;
3) вести эту газету, не сильно отклоняясь от «видов правительства».
Например, С.П. Шевырев, предлагая властям (по-видимому, в 1826 или 1827 г.) создать по официозному литературному журналу в Петербурге и Москве, в которых бы содержалась информация «о ходе наук и словесности в России и за рубежом» и которые воспитывали бы читателей в духе «истинно православном, истинно русском, истинно монархическом», утверждал, что этим «средством правительство сможет подчинить прямому своему наблюдению ход нравственного образования соотечественников»[176]. В 1834 или 1835 г. М.П. Погодин подал в III отделение записку с резкой критикой «Северной пчелы» справа за то, что издатели газеты помещают сообщения о революциях, внутригосударственных конфликтах, волнениях, религиозных спорах и т. д. в зарубежных странах, не давая интерпретации в полезном для российского правительства духе: «Она [“Северная пчела”] не может руководить мнением читателей, ибо сообщает только новые известия без всякого истолкования, а из читателей ее 9/10 частей сами не в силах растолковать так, как следовало бы русскому подданному <…>». Погодин просил позволить издавать газету, цель которой – «объяснять русским читателям желания правительства при том или другом новом постановлении и рассматривать текущие современные события Европы с точки зрения, свойственной русскому, понимающему, что для его великого отечества нет образцов нигде, что оно само себе образец и что действия правящей им священной власти – суть единственно полезные, единственно благодетельные для него нововведения <…>»[177]. Разрешение на издание газеты Погодин не получил, но показательно, что он предлагал делать то же, что Греч и Булгарин, только лучше.
С другой стороны, будущий славянофил А.И. Кошелев, обсуждая в 1827 г. в переписке с И.В. Киреевским проект издания газеты, писал, что заниматься этим не имеет смысла, поскольку собственное мнение по политическим вопросам выражать не позволят: «Остается нам писать статейки о театрах, о концертах, о кривляниях и ломаниях, о пожарах и наводнениях и пр. пр. пр. То есть вся наша цель – забавляя, выманивать деньги»[178].
Позднее, в 1840-х гг., появилась свободная печать политических эмигрантов (П.В. Долгоруков, А.И. Герцен, И.Г. Головин и т. п.), но в 1820 – 1830-х гг. спектр возможностей для лиц, желавших обсуждать с читателями актуальные проблемы, был гораздо уже.
Рассмотрим теперь, где же место Пушкина и Булгарина в рамках намеченного спектра.
Начнем с Пушкина. Казалось бы, реконструировать его социальные, политические и экономические взгляды достаточно просто – его тексты легко доступны и о его взглядах и творчестве существует необозримая масса работ.
Однако оказывается, что прямых его высказываний на эти темы сохранилось немного и привести их в систему довольно трудно; соответствующие интерпретации являются достаточно гипотетичными. Кроме того, указанные вопросы не вызывали особого интереса у исследователей, им уделено гораздо меньше работ, чем биографии Пушкина или поэтике его произведений. Следует учесть и тот факт, что в этой сфере из-за сильной идеологизированности литературоведческой науки и сильной символической нагруженности фигуры Пушкина идеологическое давление было особенно значительным, поэтому работы по данному вопросу сильно ангажированы, «подтягивают» Пушкина под нужные схемы. Пользоваться ими можно с сугубой осторожностью.
Поэтому ниже мы дадим краткую сводку высказываний Пушкина, позволяющих охарактеризовать его позицию в Николаевскую эпоху. Сразу же оговорим, что у Пушкина мы используем тексты, созданные с 1826 г. (начало правления Николая I) по 1837 г. (год смерти Пушкина), у Булгарина – с 1826 г. по 1840-е гг. При этом у Булгарина высказывания обычно датированы указанием на публикацию, у Пушкина же они хорошо известны, и читатель может легко датировать их, обратившись к академическому Полному собранию сочинений, сравнительно недавно переизданному и доступному, кроме того, в Сети. Сложнее вопрос о различном функциональном характере цитируемых текстов (статья для публикации, набросок, письмо, дневниковая запись, изложение пушкинских высказываний в чужих воспоминаниях и т. п.) и контексте высказывания. Вопрос этот важен, и если бы данная работа была специально посвящена идеологической позиции Пушкина, то, разумеется, характер высказывания следовало бы в каждом случае четко оговаривать. Но нам важно дать краткую общую характеристику пушкинских политико-идеологических взглядов для сопоставительного анализа, причем мы полагаем, что отдельные неточности вряд ли изменят общую картину, а прояснение модальности и прагматики каждого отдельного высказывания существенно увеличило бы объем нашей публикации.
