Варлен Стронгин - Любовь Полищук. Безумство храброй
– А я уже старая, но кое-что помню.
– Зато душа у вас молодая, глаза блестят, живые, значит, молодая. И профессия у вас была интересная. Слова-то какие «дама», к тому же «классная». Обалдеть можно! Сейчас даму можно встретить только в старых пьесах. У нас в Омске их редко ставят. До московских театров нашему драматическому еще далеко. А я мечтаю играть в театре. Начала с эстрады. Другого выбора не было. Все таки стала ближе к искусству. Я на многое пошла, чтобы остаться в Москве. Уехала от родителей. Скучаю без них. Мне дедушка рассказывал, что до революции получал больше, чем после нее. Могло быть такое?
– Могло, – ответила Татьяна Николаевна.
– А вы из богатой семьи?
– Ну, не скажу, что мы были богатыми, но на свадьбу отец подарил мне большую золотую цепь и набор столового серебра. Они нас с Мишей потом, в трудные годы, здорово выручили. Миша мог писать.
– Это ваш муж? Он писатель? – не сдержала любопытства Люба. – Скажите фамилию!
– Зачем, девушка? Мы с ним давно разошлись… Но я его не забывала никогда. И не стыдилась, когда его не печатали, когда над ним измывались, – погрустнела Татьяна Николаевна, – звали его Михаил Афанасьевич Булгаков.
– Тот самый! Знаменитый! – воскликнула Люба. – И я сейчас загораю рядом с вами! Это же чудо! Даже не верится! Я мечтаю играть в его пьесах!
Люба, видимо, очень внимательно прочитала мою книгу, хорошо помнила отдельные детали, и во время встречи со мною в конце разговора настороженно заметила:
– Стрёмно как-то. Я и Булгаков. Стрёмно!
– Но я же хорошо пишу о тебе, и ничего не выдумываю. Ты уже давно работаешь в театре. Просто я хотел, чтобы таким образом сохранилась память о нашем знакомстве, нашей дружбе. Разве я поступил плохо?
– Почему плохо? – говорит Люба. – Спасибо. Но все-таки я и Булгаков – стрёмно как-то получается.
– Привыкай чаще слышать о себе, – улыбнулся я. – Каждый артист стремится к славе.
– А если не каждый? Если только хочет стать хорошим артистом, сыграть интересную роль? – спрашивает Люба.
– Еще лучше! – соглашаюсь я и мы, довольные беседой, расходимся по рынку. На выходе случайно встречаемся снова, и, кажется, какой-то небесный магнит притягивал нас в тот день.
– Я чересчур доверчивая, – неожиданно говорит Люба. – Еще раз спасибо за то, что отдал деньги. Не в долларах дело. Главное – отдал, не обманул. Меня столько раз обманывали – не сосчитать.
А ты – ни разу. Даже помогал. Не приставал ко мне, как другие авторы. Я родилась в провинции. А там народ чище. Здесь, не обижайся, намного больше грязи. Я на собственной шкуре и очень хорошо почувствовала эту разницу, когда приехала в Москву. Я женщина привлекательная, каждый мужик западал на меня, и тебе я нравилась, но ты отнесся ко мне по-человечески, не стал вешать лапшу на уши, не воспользовался моей наивностью, хотел работать для меня, даже накормил хорошо. Я все помню и поэтому, как увижу, меня тянет поговорить с тобой. Я тебе во всем доверяю, но все равно не открываюсь полностью – стала сдержаннее. Зачем навязывать свои проблемы другим. У каждого свои боли. Я переживала, когда узнала, что тебя с телевидения бортанули. Ведь ты лучшим сатириком был. И я знаю, чьих это рук дело, не терпящие конкуренции люди. А без нее человек останавливается в творческом росте, деградирует. Их жизнь накажет. Увидишь!
– Каким образом? – удивляюсь я.
– Они обречены копаться в эстрадной чепухе и никогда не станут настоящими писателями. Вот увидишь! А ты уже написал о Булгакове. Я показываю твою книгу приятелям и горжусь, что знакома с автором, даже выступала с ним вместе.
– Я тоже горжусь, что выступал с тобою, – говорю я, – и мы должны быть благодарны людям, которые отлучили нас от эстрады. Я, к примеру, искренне благодарен им. Позапрошлой зимой Жванецкий подошел ко мне в ресторане ЦДЛ и спросил:
– Ты еще жив?!
Он думал, что без показов на экране телевизора я помру от голода. А я уже тогда четвертую книгу писал. Я ему не ответил. Сделал вид, что не заметил его. Он от раздражения наморщил лоб, засуетился и был таков.
– Учти, он очень мафиозный человек, и у него крепкие связи на канале культуры, – предупредила Люба.
– Пускай, – отмахнулся я, – писатель рождается за письменным столом, а не на экране телевизора.
– Это раньше так было, – возразила мне Люба, – а сейчас, чтобы тебя издавали, надо чаще мелькать на экране.
– Значит, надо вместо СП открыть СТП – союз телевизионных писателей.
– Может быть, – усмехнулась Люба, – но меня чаще снимают в телефильмах, чем картинах общего проката. Говорят, что у меня иностранное лицо.
– Что? В Омске объявился новый Колчак и отделился от СССР? Правит Антанта? – улыбаюсь я.
– Грустная шутка, – вздыхает Люба. – Я не одна такая простодушная и доверчивая. Даже великий Окуджава поет: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть по одиночке». А ведь по «одиночке» изловить труднее, чем в группе. Она заметней и в нее легче внедрить стукача. Нет, какое же у меня лицо? Какой страны? Англии? Франции или Испании?
– Зимбабве, – с ироничным видом заключаю я.
– Что? – переспрашивает Люба. – Африканское?!
– А почему бы нет? У тебя, извини, международное лицо. Я думаю, что ни одна страна не отказалась бы от такой красавицы, как ты! Ни одна организация.
– Кроме Комитета по делам кинематографии Союза Советских Социалистических республик! – с пафосом произносит Люба. – А народ меня любит. На рынке мне продают продукты вдвое дешевле.
– А мне лишь на треть, – признаюсь я. – Тебя любят больше, и я ни капельки не завидую тебе. Главное не в том, на сколько сбрасывают цену, а в том, что уважают. Ты цветную капусту нигде не видела?
– Видела, на лотке через дорогу, – говорит Люба.
Темнеет. И наши пути на этот день расходятся окончательно.
Рассказывая о Любе, я не придерживаюсь строгой хронологии. От встречи к встрече, от одного знакомства с ее работой, к другой, от одного семейного случая к другому, но ни на йоту стараюсь не отклониться от ее образа, характера, изменений в жизни.
Наконец в 1981 году на родной земле она неофициально, но признана женщиной с советским лицом, хотя и греческого склада. Она блестяще отснялась в телефильме «Эзоп» (экранизация известной пьесы «Лиса и виноград»). Сыграла в одной компании с Калягиным, Гафтом, Табаковым… Любимейшими и великими актерами страны. Сыграла на равных, достойно. Не выделялась чем-то особенным и не стремилась к этому. Хотя играли они роли из античных времен, но ни у кого из критиков не поднялась рука назвать их лица иностранными. Даже Любовь Полищук не прибавила к ним «иностранщины». Зрители ждали ее очередного появления на экране, любуясь ее лицом, красивым и страстным.
