Лидия Давыдова - Фридерик Шопен. Его жизнь и музыкальная деятельность
В Шотландии Шопен несколько раз выступал публично: он играл в Эдинбурге и в Глазго. Концерты его хорошо посещались, но большую часть публики составляли все те же аристократы, многие из которых даже приезжали из окрестных поместий, чтобы послушать своего любимого пианиста. Цена на билеты была назначена высокая (по полгинеи, около пяти рублей на наши деньги), и рассказывают, что мисс Стирлинг, боясь, что не найдется охотников платить за билет столько денег, скупила ползалы в Эдинбургском концерте, так что в материальном отношении концерты тоже удались.
В конце октября Шопен вернулся в Лондон и пробыл там всего около трех месяцев; здоровье его все более и более расстраивалось, и англичане делались ему все более невыносимы. Он отдыхал только в обществе своих соотечественников и единственный раз решился публично выступить в Лондоне в благотворительном концерте в пользу бедных поляков. За концертом следовал бал, и большинство публики приехало ради танцев: музыкой никто не интересовался и ему пришлось играть в почти пустой зале. Он чувствовал себя очень нехорошо в этот вечер, силы совсем оставили его, и его исполнение производило удручающее, жалкое впечатление.
Друзьям его, присутствовавшим в зале, было мучительно больно за великого артиста, которому пришлось пережить такой упадок своего таланта.
Это был последний концерт в жизни Шопена.
Понятно, что после своей неудачи на польском балу Шопен еще сильнее начал стремиться в Париж. Он писал Гжимале длинные письма с подробными инструкциями, как ему устроить квартиру, какой рояль ему поставить в комнату, и так далее. Между прочим он просит купить букет фиалок и поставить его в гостиной, чтобы там хорошо пахло. «Итак, в четверг я наконец уеду из этого невыносимого Лондона, – пишет он в одном письме, – в пятницу я буду уже в Париже. Еще один день здесь – и я сойду с ума или умру! Мои шотландские дамы очень добры, но так скучны, что… Боже, сжалься надо мной! они так ко мне пристали, что мне нелегко от них избавиться».
Один из знакомых Шопена, ехавший вместе с ним из Лондона в Париж, рассказывает, что Шопен всю дорогу волновался и радовался как ребенок и был в необыкновенном восторге, когда они издали увидели берег Франции. Проезжая мимо поля, поблизости от Булони, Шопен сказал своему спутнику, указывая на пасущееся стадо: «Видите этих овец: все они умнее англичан!»
Уезжая из Англии, Шопен все еще надеялся, что здоровье его может поправиться и что Париж вернет ему силы. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Последние месяцы его жизни (он умер в октябре сорок девятого года) представляли собой медленное, мучительное угасание: Шопен уже давно был болен. Будучи от природы слабым и обладая наследственной предрасположенностью к грудным болезням (его младшая сестра умерла от чахотки), он постоянно хворал; каждая незначительная простуда разыгрывалась у него в серьезную грудную болезнь, каждое волнение и неприятность вызывали упадок сил, нервное расстройство, бессонницу и головные боли. Жюль Жанэн говорит, что «последние десять лет он прожил каким-то чудом, в таком состоянии, когда каждую минуту мог бы умереть». У него был такой изнуренный, страдальческий вид, что его давно уже считали добычей смерти и удивлялись, как он еще может жить. Еще задолго до его смерти слухи о том, что он умер, несколько раз распространялись в обществе. Но, как у всех очень нервных людей, периоды слабости временами сменялись у него периодами нервного подъема, силы и бодрости. Геллер говорит, что «сегодня он лежал больной у себя в комнате, а завтра в легком пальто весело разгуливал по бульвару».
Но по возвращении из Англии его обычная грудная болезнь обострилась и приняла очень серьезный характер. О прогулках по бульвару нечего было и думать. Он почти уже не выходил из дому и целые дни был прикован к своему дивану. Кроме физических страданий, его страшно мучила неспособность работать и связанные с этим материальные затруднения. Он уже не был в состоянии ничего сочинять и после своего разрыва с Жорж Санд не написал ни одной вещи. Играть публично он, конечно, не мог. Наконец, последний источник доходов – частные уроки – тоже исчез: он был слишком болен, чтобы заниматься с учениками. Деньги, привезенные из Англии, скоро все были истрачены, и умирающий человек остался без всяких средств к существованию.
Виолончелист Франшомм, бывший близким другом Шопена и заведовавший его денежными делами, был в большом затруднении, не зная, как ему помочь в этом случае, и решил наконец через посредство знакомых обратиться к мисс Стирлинг. Он написал ей, в каком положении находится великий артист, которому она так поклонялась, и мисс Стирлинг тотчас же прислала на имя Шопена 25 тысяч франков. Но деньги не сразу дошли до адресата, а вокруг этого факта из жизни Шопена сложилась целая легенда. Новейший биограф Шопена Никс, который вообще с необыкновенной осторожностью относится к своему материалу, говорит, что сам он слышал от одной из учениц Шопена, бывшей свидетельницей всего дела и, по его мнению, заслуживающей полного доверия, следующий рассказ. Эта ученица, мадам Рубио, по просьбе Франшомма, написала письмо мисс Стирлинг и вскоре получила от нее ответ с уведомлением, что Шопену уже давно посланы 25 тысяч франков. Мадам Рубио и Франшомм были очень удивлены этим известием, так как оба они несомненно знали, что Шопен никаких денег не получал. Они начали исследовать это дело, но все их попытки оказались тщетными. Тогда кто-то посоветовал мадам Рубио обратиться к проживавшему в Париже медиуму и ясновидцу Александру. Александр сказал, что деньги находятся у привратницы дома, в котором жил Шопен, но что он не может указать место, где они скрыты, не имея в руках пряди ее волос. Мадам Рубио в следующий раз принесла ему небольшую прядку ее волос, и он сказал, что деньги находятся в ее стенных часах. Так оно в действительности и оказалось. Пакет не был распечатан, и привратница объяснила свой поступок тем, что сначала она просто забыла отдать его, а потом уж ей было совестно и она боялась быть заподозренною в воровстве. Мадам Рубио говорит, что привратница, вероятно, рассчитывала на то, что Шопен скоро умрет и деньги останутся ей, но из осторожности не распечатывала пакет, думая, что Шопен может случайно узнать о посланных ему деньгах и тогда начнутся розыски. Конечно, достоверность всего этого эпизода находится под большим сомнением. Из присланных денег Шопен удержал себе только тысячу франков, а остальные послал назад мисс Стирлинг.
Последние месяцы своей жизни Шопен уже не мог ничем заниматься. Он был так слаб, что порой ему даже трудно было говорить и он объяснялся жестами. За это время он очень пристрастился к чтению и любил, чтобы ему читали вслух. Один из его друзей рассказывает, что он часто читал ему отрывки из «Dictionnaire philosophique» [17] Вольтера и что Шопен восторгался их сжатым, резким языком и оригинальностью содержания. Особенно нравилась ему статья «О вкусе».
