Франсуа Тайяндье - Бальзак
Этот личный реванш оказался жестоким. Маркиза де Кастри дорого заплатила за свои отказы Бальзаку, войдя в его библиографию. «Всё идёт в живот», — гласит народная поговорка. У Бальзака всё шло в творчество. В романе содержится и политический подтекст. В образе главной героини Бальзак хотел показать траченную временем, холодную, эгоистичную аристократию, не способную понять, что времена изменились и ей самой суждено сойти со сцены. Если как человек Бальзак был увлечён пристанищем старой знати (он даже подумывал о том, чтобы под знаменем легитимистской партии баллотироваться в депутаты), то писатель видел его суть с неумолимой ясностью.
Что же касается его любовной неудачи, то вскоре он утешился в объятиях некой Марии дю Френе, которая в конце 1833 года родила ему ребенка. В своём отцовстве Бальзак не сомневался.
ОТ «ЕВГЕНИИ ГРАНДЕ» К «ОТЦУ ГОРИО»
Из поездки в Савойю Бальзак привёз ещё один роман, «Сельский врач», который говорит многое о тех побуждениях, что склоняли его к писательскому труду.
Герой книги — врач Бенаси, поселившийся по неизвестным причинам (в дальнейшем, конечно, выяснится, что причиной была любовная драма) в глухом горном селении. Он стремится к филантропической деятельности с целью способствовать общественному прогрессу. Он организует борьбу против кретинизма, в который впали многие жители тех мест, пытается наладить там ремесленные производства, привести убогое, обездоленное население к процветанию. Читатель узнаёт множество подробностей, относящихся ко всем этим явлениям, становится свидетелем долгих разговоров, в которых выясняется опасность всеобщего избирательного права и содержатся призывы к возрождению элиты. «Сельский врач» — это настоящий политический памфлет. В этой утопии Бальзак излагал свою доктрину некоего просвещённого консерватизма, при котором религия призвана привить народу нравственность, а мудрая прозорливость властей — обеспечить ту меру благополучия, при которой он больше не думал бы о бунте.
К политическим идеям писателя мы ещё вернёмся, пока же следует отметить, что с этой первой из будущих «Сцен сельской жизни» в авторе крепло стремление не только описывать общество таким, какое оно есть, но и указывать способы излечить его от недугов, которыми оно страдает. Романист выступает здесь в роли не просто рассказчика историй из жизни, но и мыслителя. Поистине, роман — дело нешуточное!
«Сельский врач», которому автор придавал такое большое значение, грешит некоторой тяжеловесностью. Писатели часто с упорством выказывают особое пристрастие к тем или иным своим произведениям, которые, по всеобщему мнению, менее удачны.
Но, как бы то ни было, в том же 1833 году Бальзак работал ещё над одним романом, который принёс ему гораздо большую славу.
«В некоторых провинциальных городах встречаются дома, вид которых внушает меланхолию, подобную той, какую наводят на нас самые угрюмые монастыри, самые унылые степи и самые печальные руины. В этих домах, кажется, разом поселились и безмолвие старинных обителей, и неприютность степей, и камни руин, ибо жизнь и движение в них столь спокойны, что человек посторонний не поверил бы, что они обитаемы. Если бы внезапно не встретил холодный, бесцветный взгляд какой-нибудь неподвижной, напоминающей монаха фигуры…»
Роман «Евгения Гранде» стал одним из самых знаменитых его произведений — из тех, которые, по мнению потомков, символизируют всё его творчество. Конечно, такой славой он обязан и тому, что его включали и доныне постоянно включают в программы школьного чтения. Но ему сопутствовал большой успех уже после первой публикации. Позднее романиста даже раздражало, когда его представляли только как автора «Евгении Гранде».
Приведённые выше первые строки романа — это не просто один из самых поразительных и самых характерных для авторской манеры Бальзака зачинов. Это словно касание смычка, которое задало тон тому, что стало видением провинции в общем ансамбле «Человеческой комедии».
Бальзак хорошо знал провинцию, всегда ею интересовался, он в ней родился и вырос. Со слов своего отца, который был одним из высокопоставленных чиновников города Тура и, как уже упоминалось, некоторое время заместителем мэра, Оноре уже с юных лет имел возможность познакомиться с тамошними интригами, борьбой интересов, с характерными персонажами. Позднее он бывал в Байё у своей сестры Лоры, наезжал в Ангулем и часто возвращался в Турень. Там, а также в Вильпаризи, довольно глухом местечке департамента Сена-и-Марна, он впитал в себя мир крестьянства. Читатель, познакомившийся с его парижскими картинами, вправе был ожидать от него и сцен из жизни провинции. Здесь сказывался энциклопедический подход писателя к делу. Мало того, Бальзак не сомневался, что жизнь провинции может стать для романиста богатейшим источником сюжетов. Богатейшим и, по существу, неисследованным.
Без преувеличения можно сказать, что этими первыми строками «Евгении Гранде» французская провинция вошла в литературу. Бальзак изобрёл французскую провинцию, как Гоголь изобрёл Санкт-Петербург, — изобрёл, то есть открыл. То, чего не замечают художники, существует как бы условно, и, лишь будучи отражённой в произведениях искусства, реальность приобретает смысл и значение.
От романа к роману Бальзак возвращался в провинцию, и всякий раз это было конкретное, точно обозначенное место. Поездки Бальзака за пределы Франции не давали ему такой пищи для творчества. Ему предстояло побывать в Швейцарии и Италии, Германии и Польше. Он познакомился с Женевой, Веной, Петербургом, Берлином, Дрезденом, Неаполем, Римом… Но его не особенно вдохновлял космополитизм привилегированных классов, тот вкус к туризму, о котором впервые сатирически высказался Мериме в «Коломбе». Он чувствовал себя на своём месте лишь в парижских переулках, в лавочках квартала Марэ, в особняках Сен-Жерменского предместья, во французских городках, где обмениваются презрительными взглядами легитимисты и либералы, в поместьях и салонах, посещаемых священниками-интриганами, судьями, кандидатами в депутаты, молодыми охотниками за богатыми невестами, тайными любовниками; в местах, где царила рафинированно-удушающая учтивость, где, играя в вист, подсчитывали про себя сумму приданого или ренты, где вежливость и элегантность маскировали ядовитые уколы и жгучую ненависть.
Иллюстрация к роману «Евгения Гранде»Всё это было обещано читателю несколькими ритмичными фразами зачина «Евгении Гранде»: тишина, тягучесть времени, почва, на которой вырастают утомительные пересуды и мелкие интриги, где сумрачно протекает ограниченная, предопределённая социальными и семейными условиями и без какой-либо надежды вырваться из них — жизнь обывателей. Эта едва различимая голова, показавшаяся за оконной занавеской, стала первым знаком целого мира, который долго будет вдохновлять романистов после Бальзака. Это уже провинциальный мир и Гюстава Флобера, и Марселя Пруста, и Франсуа Мориака, Жоржа Сименона и Жюльена Грина.
