Михаил Пришвин - Дорога к другу (дневники)
…Мне скажут, что Сальери был в поведении, но у него ничего не выходило в сравнении с Моцартом — человеком без поведения.
В том-то и дело, что поведение в моем смысле не есть школьное поведение, измеряемое отметками. Мое поведение измеряется прочностью создаваемых вещей, и с этой точки зрения Моцарт вел себя как следует, как творец цельной личности, и не подменял ее рассудочным действием.
Далеко позади себя я оставил гордые попытки управлять своим творчеством, как механизмом. Но я хорошо изучил, при каких условиях мне удаются прочие вещи: только при условии цельности своей личности.
И вот это узнавание и оберегание условий бытия цельной личности стало моим поведением в отношении творчества. Я не управляю творчеством, как механизмом, но я веду себя так, чтобы выходили из меня прочные вещи: мое искусство слова стало мне, как поведение.
Не знаю, что я сделал хорошего, мне кажется, еще очень мало. Но я знаю твердо, что все признанное хорошим есть не просто случайная игра моего таланта, а исходит из особенностей моего поведения.
Всякий художник, когда делает свою картину, то, конечно, сколько-то мыслит и о себе. Вот эта мнительность о себе при бездарности творит катастрофу в душе художника, когда картина выставляется на суд общества…
Маленькими деспотами в искусстве теперь хоть пруд пруди…
Мысль о борьбе художника с самомнением, как борьбе, образующей поведение художника, открывающей тайны его природы, и есть одна из самых существенных в моей работе…
Бывает, находишь что-нибудь новое в нравственном мире, небывалое, и тогда хочется разобраться в своем пути, как шел, как нашел, чтобы утвердить в себе этот путь и, может быть, дать его всем, как путь в новый мир, как поведение. Но напрасно будешь в этом счастье своем искать поведение всем: каждое открытие требует и особенного поведения, точно так же как и каждый новорожденный имеет за собой особый и небывалый случай встречи его родителей.
Так мы и думаем теперь, что для всех не может быть одного поведения, но для каждого свое в отношении всех обязательно.
Пришел к сознанию того, как это трудно, как это опасно и каким это надо быть чистым человеком и большим художником, чтобы написать по себе о поведении художника.
В связи с катастрофой у Лепешинской вернулся к мысли своей о творческом поведении. Есть одно единственно неверное движение, от которого рушится все дело балерины (у Лепешинской треснули четыре маленькие косточки). И есть одно такое движение, от которого вырастает балерина, и у нее рождается свое единственное поведение в жизни. Мало ли как мы все ведем себя в жизни, и это называется поведением. Это не поведение, а повторение механического диктата среды. Напротив, поведение наше настоящее исходит из того, что лежит за душой и находит себе выход в творчестве. Но этот закон личного поведения встречает условия всеобщего движения точно так же, как встречает их пешеход, переходящий широкую улицу, заполненную машинами.
Два эти закона: закон всех и закон каждого — явились теперь ко мне на равных правах.
Поведением я называю то или другое сознательно-человеческое отношение каждого из нас к закону для всех.
Закон каждого есть утверждение своего первенства в условиях права на первенство в чем-нибудь каждого.
…Я теперь все же ясно вижу два рода возможностей поведения человека: одно поведение ведет к самому себе и раскрытию своего таланта и через это — к раскрытию широкого понимания природы и людей; другое поведение ведет к отщепенству и демонизму и не к творчеству, а к позе творчества.
Поведение или метод в искусстве — это система сигналов своей личности, себя самого, своей собственной души другой душе, как на другую планету.
С другой стороны, душа человека вообще одна, и сигналы какой-то души — есть сигналы единства.
…Мы берем не историю, а творчество во всем его объеме (на войне, на заводе, у художника) и покажем, что всякое настоящее творчество определяется поведением, это значит, гармоническим сочетанием сознания и жизненного действия.
Обтяпал двадцать кустов черной смородины и когда устал, то почувствовал обман мечты, завлекающий делать сад.
Будь у меня земля в то время, когда зарождалась эта мечта, и выйди я тогда на эту работу, я был бы отличным садовником. Но сада у меня не было, я работать стал над словом и вырастил сад из слов такой большой, что в нем тысячи гуляют и миллионы пройдут в нем.
Теперь вся эта работа тяпкой в сравнении с тем, как я работаю над словами возле той же мечты, представляется ничтожной. Дивный пример какого-то поведения.
Взял бы и сказал людям и дал им простое средство в руки, а вот пойди и скажи! Нужно целую вселенную в себе самом открыть, чтобы сказать эти простые слова. Чувствуешь про себя мысль, знаешь, а сказать не можешь.
И такая вся природа: все знают, а сказать должен человек.
Из старых писателей Грибоедов чудесно сказал: «Пишу как живу, и живу как пишу».
Таков и мой идеал: достигнуть в словесной форме согласия ее с моей жизнью.
…Прямой путь к правде называется поведением.
…Моя поэзия есть акт моей дружбы с человеком, и оттуда все мое поведение: пишу — значит люблю.
Друг
Спрошенный о том, что такое друг, Зенон ответил: другой Я.
Сегодня, друг мой, в Москве на Тверской улице я увидал, как два пожилых гражданина встретились и вдруг узнали один другого, наверно, не встречаясь полвека, один воскликнул: «Сережа!», другой: «Миша!» — и обнялись.
Я позавидовал им: «Вот наговорятся-то!..»
Вот и я так думаю иногда о себе: и мне когда-нибудь встретится друг, и я выскажусь до конца…
Такой я не один, и, значит, лирика моя в романе имеет всемирное значение жажды затерянного человека найти родную душу для встречи.
Было во время дождя: катились навстречу друг другу по телеграфной проволоке две капли. Они бы встретились и одной большой каплей упали на землю, но какая-то птица, пролетая, задела проволоку, и капли упали на землю до встречи друг с другом.
Вот и все о каплях, и их судьба для нас исчезает в сырой земле. Но по себе мы, люди, знаем, что нарушенное движение двух навстречу друг другу и там, в этой темной земле, продолжается.
И так много волнующих книг написано о возможности встречи двух стремящихся одно к другому существ, что довольно бегущих по проволоке двух дождевых капель, чтобы заняться новой возможностью встреч в судьбе человеческой.
