Ги Бретон - Лукавые истории из жизни знаменитых людей
— Что вы думаете о моем сыне?
— Ваш сын — самая неудачная глава в вашей книге «Естественная история»,—ответил он.
Однажды не блиставший умом писатель похвалялся тем, что знает четыре языка.
— Браво, месье,— сказал Ривароль,— в вашем распоряжении целых четыре слова для выражения одной мысли.
Автор весьма скучного философского трактата как-то сказал Риваролю:
— До чего люди злопамятны!
— Да что вы! — заметил Ривароль.— Вы потратили 20 лет, чтобы написать плохую книгу, а они забыли о ней в одно мгновение...
Однажды на приеме его неудачная острота вызвала смех окружающих. Бросив на них свирепый взгляд, Ривароль сказал:
— В чем дело? Стоит раз в жизни совершить оплошность, как сразу же все начинают кричать:«Караул!»
Понятно, что у Ривароля было много врагов. Как будто для того, чтобы увеличить их число, он, забавляясь, написал вместе со своим приятелем книгу «Маленький альманах великих людей», в которой высмеял всех известных писателей своего времени, не пощадив даже Бомарше. После чего они все его и возненавидели.
Иногда Ривароль сочинял эпиграммы на модных поэтов, которых он не без основания считал бездарными, очень остроумные, но очень язвительные.
Жертвы его эпиграмм порой не догадывались о том, кто их обидчик, поскольку Ривароль, проявляя «осторожность», не подписывался под ними. Более того, иногда с присущим ему коварством он подписывал свои памфлеты именами друзей...
Писатели стремились отомстить за себя. И они легко могли сделать это, поскольку у Ривароля, несмотря на весь его ум, были свои маленькие слабости.
Он питал пристрастие к дворянским фамилиям и сам присвоил себе дворянский титул, добавив к своей фамилии частицу «де», как это сделал в свое время Вольтер, с которым у него было много общих черт.
Его отец содержал постоялый двор в провинции Лангедок. Он был итальянцем и носил фамилию Ривароли. Вскоре он стал именовать себя на французский манер Ривароль, решив, что больше никогда не возвратится на родину.
Антуан, блестяще закончивший семинарию в Авиньоне, стыдился своего плебейского происхождения. Вспомнив о своем отдаленном родстве с математиком Депарсье, он стал называть себя шевалье де Парсье. Увы! У математика был настоящий племянник, который, обратившись в суд и угрожая Риваролю скандалом, добился, чтобы тот отказался от имени, носить которое не имел права.
Желая любой ценой стать аристократом, Антуан тогда стал называть себя шевалье де Ривароль, а для этого выдумал несуществующее родство с аристократическим итальянским родом.
Естественно, вся хитрость была шита белыми нитками, и писателям, осмеянным Риваролем. не составило труда узнать, что псевдошевалье — сын трактирщика.
В адрес новоявленного дворянина со всех сторон посыпались язвительные эпиграммы.
Ривароль не обращал на это внимания и с высокомерием продолжал носить свой титул.
Вскоре с этим остряком произошел весьма неприятный случай, выставивший его в неприглядном свете. Как писал Жак Буше, один из биографов Ривароля. «этот случай показал парижанам. что этот сверкающий бриллиант не без изъяна».
Обратимся к фактам:
Ривароль был женат на молодой очаровательной англичанке, мисс Мазе-Флинт, от которой у него был сын Рафаэль. Через некоторое время, сочтя супружескую жизнь излишне монотонной для человека его ума, Ривароль бросил жену, которая, оставшись без средств к существованию, была вынуждена просить милостыню, чтобы прокормить себя и ребенка.
Следует заметить, что рождение ребенка отнюдь не пробудило отцовских чувств в Ривароле. Наблюдая за младенцем, он как-то с презрением заметил:
— Ребенок —это просто сосуд для молока!
Да, наш великий остряк умел сохранять хладнокровие.
В то время, как Ривароль блистал в лучших парижских салонах, его жена влачила жалкое существование в убогой комнатенке. К счастью, вскоре она встретила мадам Леспанье, добрую женщину, служившую в богатом доме, которая, сжалившись над ней, взяла ее с ребенком под свою опеку.
Но эта добрая душа часто сама была без гроша в кармане и вскоре вынуждена была брать деньги в долг и наняться сиделкой, чтобы продолжать помогать мадам Ривароль.
О бескорыстии мадам Леспанье стало известно молодому писателю Луве, которому пришла в голову мысль добиться для нее премии за добродетель, учрежденной незадолго до того бароном де Мотийоном во Французской Академии. Этим, как считал Луве, он одним выстрелом убьет двух зайцев: сделает доброе дело и унизит Ривароля, который в это время тратил немало сил на то, чтобы добиться кресла в Академии.
Узнав об этом намерении, Ривароль приложил все усилия к тому, чтобы мадам Леспанье не получила этой премии. Проявив необыкновенную изобретательность, он всячески старался доказать, что его жена ни в чем не нуждается. Однако его ухищрения ни к чему не привели, и премия—1080 ливров — была вручена мадам Леспанье.
Однако в последний момент Риваролю удалось добиться от Академии, чтобы имя его жены не было названо.
Это была совершенно ненужная предосторожность, поскольку весь Париж был в курсе дела и презирал этого острослова, который, перестав в какой-то момент походить на Вольтера, стал в своих отцовских чувствах напоминать Руссо...
Ривароль, оскорбленный до глубины души, возненавидел все человечество. Именно тогда он писал: «Из двадцати человек, судачащих о нас, девятнадцать говорят о наших пороках, двадцатый же восхваляет нашу добродетель, но делает это так, что она превращается в порок».
Потом он уединился и сделал довольно вольный перевод дантевского «Ада».
Едва он завершил работу над переводом, как ему стало известно, что Берлинская Академия объявила конкурс на следующую тему: «Что сделало Французский язык универсальным?»
Ривароль подпрыгнул от радости. Поскольку его шансы на то, чтобы стать членом французской Академии, были ничтожны, он решил попытаться стать членом Берлинской Академии...
Его великолепная конкурсная работа, занявшая 44 страницы (знаменитое «Рассуждение об универсальности французского языка»), была признана лучшей. Ривароль получил премию и стал членом Берлинской Академии.
Другой продолжал бы писать. Ривароль же был слишком ленив. У него было намерение составить словарь, но оно так и осталось неосуществленным. Ему не хватало времени... Когда он мог писать? Он же не замолкал ни на минуту... Язвительные замечания сыпались из него, как из рога изобилия.
Он говорил:
— Месье де Мирабо—единственный в мире, кто полностью оправдывает свою репутацию. Это ужасный человек. И добавлял: «Ради денег он готов на все, даже на добрые дела.»
