Павел Мурузи - Александра Федоровна. Последняя русская императрица
Алике следовала за маршрутом цесаревича, словно чайка за кораблем. Он весной прибыл в Сайгон, а оттуда в Гонконг, летом же приехал в Японию в тот момент, когда зацвели знаменитые японские вишни.
После посещения Нагасаки и Киото он добрался и до Оцу на острове Хоккайдо.
Оцу! Там дал о себе знать странный знак Судьбы в жизни этого молодого человека. Никто не мог заранее предположить, как он поведет себя, после того, как водрузит себе на голову русскую корону.
Однажды утром, Алике из газет, а не из письма Эллы, узнала, что на цесаревича на одной из улочек Оцу напал какой-то самурай и ранил его ударом сабли по голове. Она чуть с ума не сошла от такой страшной вести! Она не могла поверить, что такое могло произойти, — покушение на царского наследника. Два дня спустя последовало официальное сообщение японских властей, и в нем говорилось, что цесаревич самым чудесным образом остался в живых только благодаря своему хладнокровию. Алике с облегчением вздохнула. Она получила несколько телеграмм от сестры из Санкт-Петербурга. Оказывается, лезвие сабли убийцы лишь скользнуло по черепу цесаревича, разрезав ему лоб. Рана оказалась неглубокой. Нападавший хотел повторить удар, но сопровождавший цесаревича рослый греческий князь Георгий, вовремя подоспев, отвел занесенную саблю своей палкой. Что же там на самом деле произошло? Часто говорилось о покушении на жизнь цесаревича со стороны религиозного фанатика, разъяренного святотатственным поведением Николая и его спутников. Во время посещения священного храма он якобы совершил непростительные оскорбительно для верующих промахи, что и привело к попытке фанатика расправиться с наследником дома Романовых.
Но существовала и другая версия. Самурай, как говорили, был разгневан особыми знаками внимания, которые оказывал цесаревич его красавице жене, и ревнивый муж решил его убить.
Обезумев от беспокойства, Алике ходила словно разъяренный зверь по вольеру, не находя себе места. Нужно попросить совета у сестры, — решила она. Нужно ли ей выразить свое сочувствие в письме наследному принцу? Элла тут же прислала ответ: нет, ни в коем случае! Не стоит пока ничего давать знать ему о себе, чтобы он не знал, что ей все известно об этой драме, которая могла бы обернуться настоящей трагедией.
Однажды утром Алике с содроганием сердца заметила среди почты, поступившей из Санкт-Петербурга небольшой конвертик с национальным гербом России. Она быстро вскрыла его.
«Дорогая Алике, видите, я жив... Теперь у меня на лбу шрам. Для Японии нет места в моем сердце, и это можно понять, только посмотрев на мое лицо. Будьте здоровы, я ничего не забыл. Николай».
Охваченная нахлынувшими эмоциями, Алике бросилась на свою кровать и разрыдалась. Она перечитывала эту коротенькую записочку, единственную весточку, которую получила она после теперь такой давнишней встречи.
Ответит ли она ему?
Элла посоветовала ей пока подождать. Не объясняя при этом, почему. Она умоляла ее не раздражать императорскую чету, не забывать о ней. Ни царь, ни царица и слышать не хотели о немецкой принцессе в их семье. Оппозиция приобретала ясные очертания, но Элла выжидала...
Алике превратилась в сиделку у изголовья кровати отца и теперь со страхом, ежеминутно думала, что она его вот-вот потеряет. Он тихо отошел в мир иной в своем деревянном домике в Вольфсгартене. Его наследником стал Эрнест. Но этот великовозрастный холостяк мало заботился об обязанностях, возлагаемых на него короной, и старался любыми способами избегать такой «скуки».
Все правящие княжеские фамилии Германии прислали Алике свои соболезнования.
Алике в черных, траурных одеждах скорбно шествовала за катафалком. Она не могла плакать, видно уже все слезы были выплаканы. Теперь она была сиротой, ставшей хозяйкой дома. Брат переложил на нее все обязанности по организации повседневной жизни во дворце, а также все те, которые были связаны с их положением правящих особ, — приглядывала теперь она и за прислугой. Она предпринимала весьма похвальные усилия, чтобы быть на высоте своего нового положения, аккуратно исполнять все, что ей надлежит, и стараться не думать ни о своих тайных желаниях, да и мечтать поменьше.
Она действовала как автомат, утратив свою прежнюю гибкость стана, — как утверждали официальные лица, остававшиеся в это время при Дармштадтском дворе: Алике отдавала распоряжения, готовила приемы, передавала текст постановлений брата местной прессе, важным сановникам и дипломатам, проживавшим в великом герцогстве.
Постепенно ей приходилось возврашаться к куртуазной придворной жизни этого крошечного государства, щедро расточать всем улыбки. После официальных ужинов начинались балы, на которых молодые девушки, дочери высоких должностных лиц, военачальников отчаянно вальсировали, полагая, видимо, что тем самым они способствовали славе их крохотной родины. Все более уверенно входя в свою новую роль, которую ее заставляли играть, Алике до- казывала всем, какая она превосходная принцесса, которая с присущей ей элегантностью заменяла своего брата. Королева Виктория сильно переживала за свою внучку. Она говорила: «Молодость проходит гораздо быстрее, чем твердят придворные. Нужно непременно изменить ситуацию, сложившуюся в Дармштадте. Сколько может мое дорогое Солнышко приносить себя в жертву ради поддержания дома брата?»
И так как королева Виктория всегда твердо знала, чего она хочет, то, видимо, судьба, принимая облик галантного мужчины, не могла ей не повиноваться.
С каждым днем Алике наделяла себя все большей ответственностью, исполняя свою роль великой герцогини Гессенской — по доверенности. Ее брат, большой ленивец по характеру, взваливал на ее плечи все домашние дела* до самых мелочей. Теперь за столом реликого герцога появлялись только такие лица, которые вызывали симпатию у Алике. Эта серьезная девушка всегда принимала свою новую роль близко к сердцу. Порой страдающие души стремятся найти убежище в этой показной эквилибристике слов и жестов, чтобы меньше терзаться, и за внешним проявлением своей властности скрыть свою истинную сущность, сохранить ее самую строгую анонимность.
Великий герцог Эрнест, который так же, как и она, обожал свою английскую бабушку, однажды летом согласился провести его у нее, в Бэлморале.
И там он впервые в жизни по-настоящему влюбился. Королева Виктория на самом деле, видимо, обладала даром соединять в брачном союзе самые неподходящие пары. Соблазнительная Виктория Эдинбургская завоевала сердце своего кузена. Теперь он даже не мог и думать о возвращении в Германию, хотя бы без обещания жениться на ней. Королева Виктория настаивала только на этом. Во-первых, старая королева, насколько известно, имела слабость ко всякого рода любовным историям, и в последние годы ее жизни ее любимым развлечением было создание различных брачных союзов. А этот предполагаемый брак Эрнеста с Викторией вполне устраивал английский трон. Королева пообещала своему внуку — свадьба будет сыграна, причем в самое ближайшее время. Весь двор одобрял такое ее решение, ну а что касается невесты, Виктории Эдинбургской, то ее мнением никто, в сущности, не интересовался. Она стала официальной невестой, не успев даже осознать, желает ли она сама этого брака или нет.