Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
когда вырос, сделался весьма опасным даже для взрос
лых, и его удалили от Мишеньки; между прочим, этот
олень наносил своими громадными рогами увечья кре
постным, которые избавились от него благодаря лишь
хитрости, а именно не давали ему несколько дней сряду
корма, отчего он и пал, а лося Елизавета Алексеевна
из боязни, что он заразился от оленя, приказала заре
зать и мясо употребить в пищу, что было исполнено
немедленно и в точности. Когда Мишенька стал под
растать и приближаться к юношескому возрасту, то
бабушка стала держать в доме горничных, особенно
молоденьких и красивых, чтобы Мишеньке не было
скучно. Иногда некоторые из них бывали в интересном
положении, и тогда бабушка, узнав об этом, спешила
выдавать их замуж за своих же крепостных крестьян
по ее выбору. Иногда бабушка делалась жестокою
и неумолимою к провинившимся девушкам: отправляла
их на тяжелые работы, или выдавала замуж за самых
плохих женихов, или даже совсем продавала кому-
либо из помещиков... Все это шестьдесят — семьдесят
лет тому назад, в блаженные времена крепостного
права, было весьма обычным явлением и практиковалось
помещиками, имеющими крепостных крестьян, за
весьма небольшими исключениями, да и то эти исклю
чения если и бывали, то опять-таки по какой-либо
уважительной причине, например: когда жила в имении
бездетная вдова-помещица или сам помещик жил
в Москве, Петербурге или за границей, да и то их права
ми в подобных случаях пользовались управляющие,
бурмистры и тому подобные вотчинные начальники.
Михаил Юрьевич любил устраивать кулачные бои
между мальчишек села Тархан и победителей, нередко
с разбитыми до крови носами, всегда щедро оделял
62
сладкими пряниками, что главным образом и послужило
темой для «Песни про купца Калашникова».
Уцелел рассказ про один случай, происшедший
во время одного из приездов в Тарханы Михаила Юрье
вича, когда он был офицером лейб-гвардии, приблизи
тельно лет за пять до смерти. В это время, как раз
по манифесту Николая I, все солдаты, пробывшие
в военной службе не менее двадцати лет, были отпу
щены в отставку по домам; их возвратилось из службы
в Тарханы шесть человек, и Михаил Юрьевич, вопреки
обычая и правил, распорядился дать им всем и каждому
по 1/2 десятины пахотной земли в каждом поле при
трехпольной системе и необходимое количество стро
евого леса для постройки изб, без ведома и согласия
бабушки; узнав об этом, Елизавета Алексеевна была
очень недовольна, но все-таки распоряжения Мишеньки
не отменила.
Заветная мечта Михаила Юрьевича, когда он уже
был взрослым, это построить всем крестьянам каменные
избы, а в особенности в деревне Михайловской, что он
предполагал непременно осуществить тотчас по выходе
в отставку из военной службы. Внезапная и преждевре
менная смерть помешала осуществлению проекта 8.
Замечательно то обстоятельство, что ни дед, ни отец
поэта, ни его мать деспотами над крепостными не были,
как большинство помещиков того времени. Хотя Елиза
вета Алексеевна и была сурова и строга на вид, но са
мым высшим у нее наказанием было для мужчин обри-
тие половины головы бритвой, а для женщин отрезание
косы ножницами, что практиковалось не особенно часто,
а к розгам она прибегала лишь в самых исключитель
ных случаях 9. <...> Но зато все ее ближайшие родствен
ники, а Столыпины в особенности, могли уже смело на
зваться даже и по тогдашнему времени первоклассными
деспотами. Когда в Тарханах стало известно о несчаст
ном исходе дуэли Михаила Юрьевича с Мартыновым, то
по всему селу был неподдельный плач. Бабушке сооб
щили, что он умер; с ней сделался припадок, и она была
несколько часов без памяти, после чего долгое время
страдала бессонницей, для чего приглашались по ночам
дворовые девушки, на переменках, для сказывания ей
сказок, что продолжалось более полугода. Тот образ
спаса нерукотворенного, коим когда-то Елизавета Алек
сеевна была благословлена еще ее дедом, которому она
ежедневно молилась о здравии Мишеньки, когда она
63
узнала о его смерти, она приказала отнести в большую
каменную церковь, произнеся при этом: «И я ли не мо
лилась о здравии Мишеньки этому образу, а он все-таки
его не спас». В большой каменной церкви этот образ
сохранился и поныне; ему, говорят, самое меньшее
лет триста.
Елизавета Алексеевна жила недолго после смерти
своего внука: всего четыре года. Село Тарханы с дерев
ней Михайловской по духовному завещанию она пере
дала одному из родных своих братьев, Афанасию Алек
сеевичу Столыпину, после смерти которого это имение
все перешло к единственному его сыну, Алексею Афа
насьевичу Столыпину, проживающему в настоящее
время, кажется, в Швейцарии. Фамилия же Лермонто
вых со смертью Михаила Юрьевича совершенно пре
кратилась, так как он был единственный сын у отца,
а отец умер ранее его.
Село Тарханы сохранило свой прежний вид во всех
отношениях и по сие время, а барская усадьба в особен
ности. Тот старинный деревянный барский дом с мезо
нином и тремя балконами, под кровлей которого вырос
и воспитался один из величайших русских поэтов, все
в том же виде, кроме мебели, без малейших изменений;
тот же вяз, растущий возле дома, под сению которого
поэт любил мечтать и вдохновляться, успел уже пре
вратиться в довольно огромное, с бочку толщиной, рас
кидистое дерево, по бокам его растут две липы, его со
временницы, и те же аллеи все в том же, но несколько
запущенном виде...
Сельская площадь все в том же виде, на которой
в праздничные дни Михаил Юрьевич ставил бочку с вод
кой, и крестьяне села Тархан разделялись на две поло
вины, наподобие двух враждебных армий, дрались на
кулачки, стена на стену, а в это время, как современ
ники передают, «и у Михаила Юрьевича рубашка
тряслась», и он был не прочь принять участие в этой
свалке, но дворянское звание и правила приличий только
от этого его удерживали; победители пили водку из этой
бочки; побежденные же расходились по домам, и Ми
хаил Юрьевич при этом всегда от души хохотал.
Большая каменная церковь во имя Михаила Архан
