Гульельмо Ферреро - Юлий Цезарь
Помпей единственный из триумвиров немного знал парфян и не хотел повторять попытку 63 года, он охотно предоставил Парфию своему товарищу; может быть, он даже противился всем этим завоевательным проектам и подкупу, которые ему едва ли нравились. Он начал уже чувствовать некоторую боязнь и отвращение к демагогическому обороту, принимаемому политикой народной партии, одним из вождей которой он был. Подобно стольким удовлетворенным богачам, он охотно проповедовал другим мораль простоты, суровости и благоразумия. Но мог ли он отделиться от Цезаря и Красса? Он любил свою жену; он чувствовал, что с каждым днем падает все ниже в общественном мнении; он имел в сенате многочисленных врагов. Клодий, и без того уже дерзкий, позволил бы себе что угодно против него в тот момент, когда узнал бы, что Цезарь и Красc уже не поддерживают его. Он мог утвердить свое влияние, только сделавшись консулом, хорошо выполнив свою продовольственную миссию и заставив облачить себя каким-нибудь новым чрезвычайным командованием. Он не мог один добиться всего этого и кончил тем, что принял предложения Цезаря.
ВТОРОЕ КОНСУЛЬСТВО КРАССА И ПОМПЕЯ
Первое восстание Галлии. — Цицерон и Цезарь. — Цицерон и Варрон. — Галлия объявлена римской провинцией. — Война с венетами. — Положение Галлии. — Политика Цезаря в Галлии. — Второе консульство Красса и Помпея. — Экспедиция Габиния в Египет. — Узипеты и тенктеры. — Театр Помпея. — Борьба консерваторов против парфянской войны. Восстание новой провинции
Вскоре после лукского свидания Цезарь должен был отказаться от мысли пробыть долго в Цизальпинской Галлии и поспешил перейти Альпы. В провинции, которую он объявлял «умиротворенной», уже разразилось восстание. Гальба, атакованный горцами, едва не был уничтожен. Многие народы Арморики, изъявившие прошлой осенью покорность, восстали. Венеты, бывшие во главе движения, заковали в цепи офицеров, посланных к ним для сбора съестных припасов. Аннексия вызвала всеобщее недовольство среди галлов, особенно среди белгов и треверов. Еще не покоренные народы Аквитании готовились прийти на помощь венетам, боясь, что Цезарь намерен и их включить в число им присоединенных.[155]
Умиротворение ГаллииВ то время как его друзья в Риме с таким восторгом восхваляли завоевание Галлии, Цезарь не хотел дать кому-нибудь повод предполагать, что он не решается обращаться с этой страной, как с уже завоеванной провинцией. Он тотчас же наложил на Галлию ежегодную подать в сорок миллионов сестерциев,[156] и не только намеревался сурово подавить восстание венетов, но решил также без замедления покорить независимые еще народы. Он послал Лабиена в область треверов, чтобы держать в покорности их, а также ремов и белгов. Квинта Титурия Сабина приблизительно с 10 000 человек он отправил опустошать территорию союзников венетов, винеллов, куриосолитов и лексовиев. Публию Крассу он поручил с конницей и приблизительно с 4000 солдат покорить Аквитанию, а сам занялся усмирением венетов.[157] Так как у этого народа был многочисленный флот, то он приказал построить на Лигере (Луаре) суда и набирал отовсюду кормчих и гребцов. Он приказал пиктонам и сантонам, которые не присоединились к восставшим, но и не были еще покорены, доставить суда, объявив их, таким образом, римскими подданными.[158] Во главе флота он поставил молодого Децима Брута, сына консула 77 года и той Семпронии, которая принимала участие в заговоре Катилины. Ожидая, когда будет готов флот, он вторгся со всей армией в страну венетов.
Осада венетовНо если Титурий и Публий Красc быстро и удачно выполнили свои ответственные поручения, то нельзя того же сказать о Цезаре. Венеты бежали в свои укрепления, построенные на выдающихся в море узких полосах земли, где большие приливы защищали их лучше всяких крепостных сооружений. Возвращаясь и удаляясь дважды в день с ритмом маятника, прилив прогонял армию, осаждавшую их с суши, а отлив оставлял на сухом месте флот, желавший напасть с моря. Большую часть лета Цезарь делал тщетные попытки преодолеть эти неприступные укрепления, которые нельзя было осадить ни с суши, ни с моря.
Деморализация консерваторовВ эти месяцы Помпей, заключив мир с Клодием, снова вступил в соглашение с Крассом, и оба они сделались господами Рима, Италии и Империи. Восстановление триумвирата свело консервативную оппозицию к небольшой кучке сенаторов, слишком гордых, слишком упрямых или слишком скомпрометированных, не имевших никакого влияния на сенатское большинство, каковыми были Катон, Фавоний и Домиций Агенобарб. Сам Цицерон пошел на уступки. Цезарь обещал его брату Квинту командование в Галлии, а Помпей, отправившийся из Луки в Сардинию за хлебом, просил Квинта передать брату, что его речь в сенате по поводу аграрного закона Цезаря произвела на него очень неприятное впечатление.[159] Цицерон решил поэтому 15 мая, вместо того чтобы выступить с речью в сенате по поводу закона, уехать к себе в деревню.[160]
Возвращение Цицерона к занятиям литературойСкоро он сделал больше: оставил политику. Когда в начале июня[161] в сенате должно было обсуждаться предложение о посылке десяти легатов для организации галльского управления и вотироваться суммы, необходимые для четырех легионов, набранных Цезарем в 58 и 57 годах, он обязался поддержать Цезаря. Хотя Цицерон возвратился в Италию как триумфатор, сильные удары, нанесенные Клодием, глубоко поразили его нервный и впечатлительный характер. Мечты о славе, опьянившие его после заговора Катилины, рассеялись. Цицерон не стремился более быть великим политическим деятелем. Довольный тем, что он выпутался из такого опасного положения, он особенно желал избежать всякой другой опасности. Он хотел держаться в тени и довольствоваться второстепенной ролью, лишь бы она не была опасна. Он мечтал о первом увлечении своей молодости — литературе, которой он пренебрегал, с тех пор как сделался одним из видных римских адвокатов.
«De Oratore»Он начал не спеша писать книгу, диалог «De Oratore», прекрасный, живой и драматический. Мирное удовольствие, испытываемое им в этой работе, казалось ему приятнее сильных эмоций честолюбия и опьянения могуществом. Частные занятия, дурное состояние своего имения, еще до его изгнания обремененного крупными долгами для уплаты за дом, также отвращали его от политики. Несмотря на* вотированное сенатом вознаграждение, которого, впрочем, было недостаточно, и на помощь Аттика, он был в большом затруднении, чтобы удовлетворить своих кредиторов и снова отстроить свой дом и свои виллы.[162] Это было тем более неприятно, что, увлекаемый общим течением, он все более и более привыкал к широкой и пышной жизни.[163]
