Галина Артемьева - Код Мандельштама
НОЧЬ — ВЫСЬ — СМЕРТЬ — СПАСЕНИЕ (УТЕШЕНИЕ)
Вот итог этого поэтического цикла.
Попытка примирения
В стихотворении «Актер и рабочий» поэт попытается примирить день и ночь, соединить их, сняв исконное природное противоречие между светом и тьмой.
Простая тема — строительство сцены на площадке яхт-клуба, южное море, запах свежего дерева. Желание жить:
Здесь, на твердой площадке яхт-клуба,
Где высокая мачта и спасательный круг,
У Южного моря, под сенью Юга
Деревянный пахучий строился сруб!
Каждая из шести строф этого стихотворения интонационно восклицательная.
Каждая и кончается восклицательным знаком. А некоторые несут в себе два, три восклицания.
Энергичные мужские (ударные) рифмы (2-я и 4-я строчки), завершающие каждую строфу, особый ритм стиха указывают на внезапную мимолетную решимость принять все, как данность, таким, как есть, как случилось.
Мир, сотканный из противоречий, противопоставлений, перестает казаться враждебным.
Работу и игру, лиру и молот, художника и работника, плотника и поэта, актера и рабочего мечтает объединить Мандельштам правдой братской любви.
Сегодняшняя суровость должна обернуться «высокой нежностью грядущих веков».
Однако слишком большое количество антонимических пар (из шести строф стихотворения антонимов нет лишь в 1-й строфе) отражает скорее картину неслиянности, чем неразрывности:
Вторая строфа —
Это игра воздвигает здесь стены!
Разве работать не значит играть?
По свежим доскам широкой сцены
Какая радость впервые шагать!
Особенность антонимов состоит в том, что они, носители противоположных значений, объединяемы, отталкиваются от общего смыслового стержня.
В данном случае глаголы «работать» и «играть», противопоставленные по смыслу, объединены общим творческим началом: труд, как и игра, может быть радостью; игра, как и труд, связана с совершенствованием и постижением чего-то нового. Работа, труд — проклятие первородного греха, вспомним пушкинское: «Не дай мне Бог сойти с ума. // Нет, легче посох и сума; // Нет, легче труд и глад…»; игра — развлечение, забава). Итак, во второй строфе противопоставлены глаголы, обозначающие процесс (созидательный, творческий).
Третья строфа —
Актер-корабельщик на палубе мира!
И дом актера стоит на волнах!
Никогда, никогда не боялась лира
Тяжелого молота в братских руках!
В этой строфе противопоставлены существительные-символы, причем символы вековые, привычные.
Лира — символ поэтического творчества, вдохновения;
молот (большой тяжелый молоток для ковки металлов, дробления камней) — символ пролетарского труда.
Что возникает между ними, на каком стержне они держатся?
Страх!
Между ними стоит страх.
Казалось бы, это заклинание — «никогда, никогда не боялась лира…» должно свидетельствовать об отсутствии страха, однако с точки зрения психологии это объясняется следующим образом: подсознание человека устроено так, что отвергает любое отрицание.
Если подсознанию дается установка, сформулированная с частицей «не» (как в данном случае), установка эта будет иметь обратное действие, так как частица «не», как и любое отрицание, подсознанием не воспринимается, оно выхватывает семантическое ядро высказывания, игнорируя отрицание.
Здесь же семантическое ядро выражено глаголом «боялась».
Лира русской поэзии скромна и благородна («На лире скромной, благородной…»). Ей ли не бояться «тяжелого молота».
К тому же «братские руки», занесшие этот молот, не успокаивают, а скорее усиливают тревогу за судьбу «лиры», напоминая о первородной братской паре — Каине и Авеле.
Четвертая строфа —
Что сказал художник, сказал и работник:
— Воистину, правда у нас одна!
Единым духом жив и плотник,
И поэт, вкусивший святого вина!
Две пары антонимов: художник — работник; поэт — плотник.
Обе пары выражены существительными, причем первая составлена словами, обозначающими, по сути, человеческое предназначение.
Единый стержень — одна правда, скрепляющая поэта и плотника, они живы «единым духом». Эта строфа носит характер библейского сказания. Лексические составляющие: «воистину», «вкусивший», «единым духом» — относятся к высокому стилю.
Плотник (аналогия с Иисусом Христом); поэт, причастный к святым тайнам («вкусивший святого вина»). Как же им не быть вместе?
Мечта о братском единстве не символов уже — лиры и молота, — но реально существующих персонажей своего «века-зверя».
Следующая строфа и скажет о своем времени:
Пятая строфа —
А вам спасибо! и дни, и ночи
Мы строили вместе, и наш дом готов!
Под маской суровости скрывает рабочий
Высокую нежность грядущих веков!
Дни и ночи (существительные, обозначающие отрезки времени суток) не противопоставлены, напротив: объединены совместным действием — «строили вместе».
Таким образом, «дни и ночи» употреблены в значении всегда, постоянно, непрерывно.
М. Л. Гаспаров замечает, что для Мандельштама «дружественное небо — это прежде всего не ночное небо, а дневное»[53].
В данном же случае дни и ночи объединены в настоящем, ибо процесс завершен: «наш дом готов».
Следующую антонимическую пару этой строфы трудно связать воедино: суровость — нежность. Напускная суровость («маска суровости») сегодня — ради «высокой нежности» грядущего.
Не это ли обещал доверчивой Ниловне Андрей Находка из романа Горького «Мать»? Сейчас утопим мир в крови, до самого неба кровью обрызгаем, зато потом, в будущем (не мы, так дети наши) счастливы будем, как никогда прежде. Пусть сами не доживем, дети точно увидят. Возвращаясь к XIX веку: «Дело прочно, когда под ним струится кровь…» (Н. А. Некрасов).
Мандельштам заставляет себя надеяться на перерождение суровости в высокую нежность.
В 1924 году он — в числе тех писателей, кто подписался под письмом в ЦК ВКП(б): «Мы считаем, что пути современной русской литературы, — а стало быть, и наши, — связаны с путями Советской, послеоктябрьской России. Мы считаем, что литература должна быть отразителем той новой жизни, которая окружает нас, в которой мы живем и работаем, а с другой стороны — созданием индивидуального писательского лица, по-своему воспринимающего мир и по-своему его отражающего. Мы полагаем, что талант писателя и его соответствие эпохе — две основных ценности писателя: в таком понимании писательства с нами идет рука об руку целый ряд коммунистов-писателей и критиков. Мы приветствуем новых писателей — рабочих и крестьян, входящих сейчас в литературу. Мы ни в коей мере не противопоставляем себя им и не считаем их враждебными или чуждыми нам. Их труд и наш труд единый труд современной русской литературы, идущей одним путем и к одной цели.
