Вениамин Цукерман - Люди и взрывы
МУХИ
Вот любопытная история, связанная с нашими работами в новых корпусах.
По инструкции по окончании работ с радиоактивными веществами помещения надо было сдавать под охрану. При этом требовалось, чтобы приемку осуществлял комендант военизированной охраны. Обычно эта процедура занимала много времени — надо было дозвониться в комендатуру, вызвать коменданта и охрану, затем ждать, пока они пройдут путь от проходной до нашего помещения. Все это время операторы, обслуживающие работы, «развлекались» тем, что ловили мух, которых было особенно много в солнечные дни на окне.
Однажды комендант, прибывший с охраной, обратил внимание на горку мертвых мух на подоконнике. «Это что здесь у вас такое?» — спросил он у дежурного. «Как что? — переспросил дежурный.— Это мухи».— «Я вижу, что мухи, но они ведь мертвые!» — «Да, мертвые»,— подтвердил дежурный. «Ну, а вы?» — «А мы пока живые»,— сказал дежурный, который начал понимать, чего испугался комендант. Приемка здания на этот раз была произведена на редкость быстро, и с той поры комендант больше ни разу у нас не появлялся. Он передоверил эту процедуру своим помощникам, считая, видимо, смертниками всех, кто работал в этом помещении.
Приходилось много раз наблюдать, как люди, не понимающие, что такое естественная радиоактивность, приходили в ужас от стрекота счетчика Гейгера, фиксирующего естественный фон.
РОМАНТИКА И ЖИЗНЬ
В первые, самые романтические, годы нашей работы в институте вокруг исследований была создана удивительная атмосфера доброжелательности и поддержки. Работали самозабвенно, с огромным увлечением и мобилизацией всех душевных и физических сил. Рабочий день основных исследователей продолжался 12—14 часов. Павел Михайлович Зернов и Юлий Борисович Харитон работали еще больше. Выходных дней практически не было, отпусков также, служебные командировки предоставлялись сравнительно редко.
Регулярно проводились объединенные семинары теоретиков и экспериментаторов с обязательным присутствием Харитона. Тематика семинаров была разнообразной: она включала ядерную физику, методы исследования быстропротекающих процессов, специальные разделы газодинамики, вопросы получения и измерения высоких и сверхвысоких давлений. Часто на семинарах появлялся Павел Михайлович. Запомнились неоднократные его приезды на площадки, где проводились взрывные эксперименты. Он проверял на месте состояние разработок и монтажа новых установок. В одну из таких поездок Павел Михайлович спросил: «Что вам еще нужно, чтобы сократить сроки пуска установки на 2 миллиона вольт?» — «Хорошо бы достать касторовое масло. Только надо его много — килограмм полтораста».
Через двое суток в лабораторию позвонил секретарь Зернова: «Вам прислали самолетом из Болгарии бочку касторового масла около 200 килограммов. Можете забрать его со склада». Так же оперативно решались другие вопросы снабжения. Павел Михайлович был в курсе всех работ в экспериментальных лабораториях.
Работы с закрытыми документами и материалами требовали внимания и аккуратности. Не всегда они проходили гладко. Памятный случай произошел в декабре 1949 года в отделе Виктора Александровича Давиденко. Один из научных сотрудников, закончив смену, завернул ответственную деталь размером с грецкий орех в алюминиевую фольгу и забыл убрать ее с лабораторного стола в сейф. Утром следующего дня уборщица приняла ее за конфетную бумажку и смахнула тряпкой в мусорную корзину. Мусор был затем отправлен в лес, на площадку для захоронения.
Мужчины отделов А. Александровича, В. Давиденко и А. Апина в сильный мороз, одетые в тулупы, тщательно и методически перебирали снег в районе захоронения. Только на третьи сутки поиски увенчались успехом.
Эта режимная история с хорошим концом так всех обрадовала, что начальники отделов, участвовавших в операции, устроили банкет в недавно открытом ресторане. Время было суровое — главному виновнику этой эпопеи грозил арест, если бы деталь не нашлась. В данном случае он отделался всего лишь выговором, подписанным Ю. Б. Харитоном. Кажется, это был единственный случай, когда наш научный руководитель сам подписал приказ о выговоре научному сотруднику.
Молодость брала свое. Находили время и для короткого отдыха. Многие сотрудники не успели еще обзавестись семьями. Возраст наших главных руководителей — Юлия Борисовича и Павла Михайловича — составлял 44 года. Средний возраст научных сотрудников — 28 лет.
В редкие свободные субботние или воскресные вечера собирались у семейных начальников отделов. Танцевали, читали стихи, пели:
От ветров и стужи
петь мы стали хуже,
но мы скажем тем, кто упрекнет,—
с наше покачайте,
с наше поснимайте,
с наше повзрывайте
хоть бы год.
Не меньшим успехом пользовался слегка измененный куплет из пушкинской «Полтавы»:
Богат и славен Борода,
Его объекты несчислимы,
Ученых бродят там стада,
Хотя и вольны, но хранимы.
Хороших проигрывателей и магнитофонов не было. Обходились древними патефонами. Они часто выходили из строя. Я садился за пианино, играл фокстроты, танго и вальсы. Пианино из красного дерева, принадлежащее нашей семье, тоже привезли из Москвы. Это был первый инструмент в поселке. Иногда обнаруживалось, что под мой достаточно примитивный аккомпанемент на асфальтовой дорожке за окнами танцует несколько пар.
Соревновались в «изобретении» наиболее удачных тостов. Некоторые из них запомнились: «За нашу прекрасную Москву, которая может жить и работать спокойно, пока мы живем и работаем здесь!», «За уважение к цифре при абсолютных измерениях!».
Обычно такие вечеринки были связаны с производственными достижениями. Существовал специальный подсчет удачных и неудачных опытов, заимствованный из спортивной терминологии. Если с площадок возвращались со счетом 2:1 в пользу Гарри Трумэна, это означало, что из трех опытов два были безрезультатны. Напротив, счет 2:1 в пользу Советского Союза — два опыта из трех были удачными.
Иногда в воскресные дни, в зависимости от времени года, отправлялись на лыжные прогулки или устраивали пикники на берегу реки — с кострами, песнями, купанием. До эры сплошной автомобилизации было еще далеко. Однако некоторые научные сотрудники успели обзавестись мотоциклами. Мощный мотоцикл с коляской приобрели в складчину В. А. Александрович и Я. Б. Зельдович. Разделение обязанностей у них было довольно странное: Яков Борисович только ездил, а Виталий Александрович в основном чинил.
