Анатолий Левандовскнй - Максимилиан Робеспьер
Но они не собирались сдаваться. Робеспьер, который шел в их авангарде, призывал к стойкости и принципиальности. Теперь он чувствовал, что его слышит и одобряет революционный Париж, Париж, который становился родным и близким…
И в противовес многим другим он уже хорошо видел будущее.
— Напрасно вы рассчитываете при помощи мелких шарлатанских уловок руководить ходом революции, — холодно предрекал он торжествовавшему большинству. — Вы, как мелкие букашки, будете увлечены ее неудержимым потоком; ваши успехи будут столь же мимолетны, как ложь, а ваш позор будет вечным, как истина!..
Глава 7
Неподкупный
— А сейчас слово предоставляется депутату Роберту Пьеру, — объявил с улыбкой секретарь Ассамблеи.
— Это не мое имя, — громко говорит худощавый человек в оливковом фраке, пробиваясь под дружный хохот к трибуне.
— Не ваше? Простите, здесь неразборчиво написано… Выступать будет господин Робетспер!
Хохот, сопровождаемый свистками, усиливается.
— Мое имя Робеспьер, — еще раз невозмутимо поправляет депутат в оливковом фраке и решительно взбирается на трибуну.
…Сколько злобы, ненависти, брани и ядовитых насмешек пришлось ему вытерпеть за эти полтора-два года! Иногда его не допускали к трибуне, иногда устраивали обструкции. Каждый раз, когда наступала его очередь говорить, он, хотя и хорошо знал свою речь, испытывал страх. Но мужество побеждало слабость. О его страхе никто не догадывался. На трибуне он был неизменно спокоен.
И он говорил, говорил, говорил, разбивая своим словом те ледяные стены, которые воздвигали вокруг него, сокрушая тех размалеванных идолов, которые стояли на его пути.
Слово было его силой, его могуществом, его славой. Слово принесло ему имя, созданное народом и неразрывно слившееся с ним в веках: он стал Неподкупным.
Главные законодательные акты Ассамблеи пришлись на время между октябрем 1789 года и июнем 1791 года.
Прежде всего было необходимо закрепить успехи, вырванные у абсолютизма в результате предшествующей борьбы. Отменив старое деление на сословия, буржуазные законодатели упразднили институт наследственного дворянства; прежним дворянам запрещалось пользоваться родовыми титулами и гербами. Были устранены ограничения, мешавшие свободному развитию промышленности и торговли, уничтожены старые феодально-абсолютистские учреждения, в первую очередь парламенты, проведено новое административное деление страны. Конфискованные церковные земли объявили национальными имуществами и пустили в продажу. Церковные должности становились выборными, а священнослужителей обязали давать присягу конституции.
Все эти акты, изданные в развитие соответствующих положений Декларации прав, должны были обеспечить формальное равенство граждан перед законом.
Однако почти одновременно, в явном противоречии с той же Декларацией, были проведены декреты, нарушавшие даже это формальное равенство.
23 октября в зал заседаний ввели бедного крестьянина, старика в возрасте 121 года. Потомственный крепостной, он хорошо помнил век короля-солнца Людовика XIV, время регентства, правление «многолюбимого» Людовика XV. Все эти долгие годы, при всех блестящих правителях он неизменно стонал под ярмом крепостной неволи. Теперь, в глубокой старости, этот седобородый труженик приехал в Париж из далекой провинции, чтобы возблагодарить народ и законодателей за отвоеванную свободу. Собрание единодушно аплодировало старейшему сыну французского народа. Он шел нетвердым шагом, поддерживаемый внуками. Его усадили в кресло против председательского бюро и оказали честь, как королю: заставили надеть шляпу, в то время как депутаты с непокрытыми головами стоя приветствовали его. Старик молчал, только крупные слезы катились по его увядшим щекам. «Будьте счастливы, — сказал ему председатель, — глядя на отечество, ставшее свободным!»
Воистину трогательная картина! Законодатели, вероятно, забыли, что всего несколько дней назад они издали первые антинародные законы, которые должны были начать цепь репрессий против потомков приветствуемого ими сегодня патриарха тружеников.
Действительно, декреты, принятые в октябре — декабре 1789 года, лишали избирательных и иных политических прав всю массу неимущего и малоимущего населения страны, которое произвольно зачислялось в категорию так называемых пассивных граждан. Активными гражданами была признана лишь верхушка налогоплательщиков, составлявшая около одной шестой населения страны!
Одновременно буржуазия стремилась застраховать себя от новых народных выступлений. 21 октября 1789 года под свежим впечатлением от недавних событий был утвержден так называемый военный закон, согласно которому муниципальным властям разрешалось применять силу и даже открывать огонь в случаях «незаконных сборищ».
Кроме этого закона, жители сел и деревень почти ничего не получили. Новые постановления, правда, запрещали помещикам захваты общинных земель, однако они не касались уже произведенных выделов. Крестьянам по-прежнему предписывалось неукоснительное выполнение всех «реальных повинностей» впредь до их выкупа. В угоду предпринимателям Собрание нанесло удар и оживившемуся рабочему движению. 14 июня 1791 года по предложению депутата Ле-Шапелье был принят декрет, запрещавший объединение рабочих в союзы и стачечную борьбу.
Венцом буржуазного законодательства Учредительного собрания была конституция 1791 года.
Конституция торжественно провозглашала принцип верховенства нации. Высшая законодательная власть вручалась Законодательному собранию — однопалатному органу, избираемому сроком на два года. Главой исполнительной власти был король, назначавший министров и высших военачальников и наделенный правом приостанавливающего вето. Личность короля объявлялась неприкосновенной: ответственности перед Ассамблеей подлежали только агенты исполнительной власти — министры. Выборы в Законодательное собрание были двустепенными — правом избирать и быть избранными как в Собрание, так и в любой административный орган пользовались лишь активные граждане. Конституция не разрешала аграрного вопроса и узаконила рабство, существовавшее в колониях.
Робеспьер в течение всего этого периода выступал неизменно в одном и том же плане. Его основная мысль была предельно проста.
Он требовал, чтобы законодатели последовательно и полно применяли в конституции принципы Декларации прав, а не противоречили этим принципам на каждом шагу: чтобы новые законы, издаваемые именем свободы и равенства, не угнетали свободы и не нарушали равенства во благо горстки богачей и в ущерб основной массе тружеников; чтобы политические права граждан не связывали с их имущественным положением. Все его речи — а выступил он за три неполных года более пятисот раз — были посвящены борьбе за народные права и за улучшение жизни народа.
