Алексей Крылов - Мои воспоминания
В то время по артиллерийской тревоге полагалось заряжать орудие снарядом, а вместо заряда вкладывать болванку, т. е. положенное в картуз деревянное полено, обточенное по форме и по размерам как пороховой заряд.
После смотра практической эскадры царь Александр III в сопровождении адмиралов и свиты прибыл на «Варяг» и велел сперва поставить паруса, затем закрепить паруса и пробить боевую тревогу; едва команда поспела разбежаться по орудиям и зарядить орудия, как полагалось, снарядом и болванкой, как царь поблагодарил, сел на катер и отвалил от борта. Надо было произвести салют в 31 выстрел с промежутками по 10 секунд между выстрелами. Артиллерийский офицер Опаровский командует левому борту: «первая» — осечка; тотчас же: «вторая» — и по рейду понеслась граната, рикошетируя по воде.
Перед командой — «третья», уже для правого борта, один из воспитанников заметил, что комендор вынул болванку, заменил ее зарядом, но, торопясь, забыл вынуть снаряд, и опять был бы произведен не холостой, а боевой выстрел; он едва поспел остановить комендора, разрядить орудие и вновь зарядить холостым. Этот снаряд полетел бы над царским катером в сторону царской яхты. Скандал был слишком велик, чтобы его скрыть; было наряжено следствие. Опаровский посажен на неделю под арест в каюту с «приставлением часового». Брылкин не был произведен в контр-адмиралы, на что имел право, а в генерал-майоры с назначением комендантом Кронштадтской крепости.
Выпускные Экзамены. Зыбин. Верховский
В сентябре 1883 г. я перешел в старший специальный класс. В числе предметов была «девиация компасов», считавшаяся особенно трудной. Я заинтересовался этим предметом, и так как в руководстве Зыбина он был изложен неполно и недостаточно ясно, то я купил французское руководство Madamet и в несколько дней изучил его, а в течение года изучил главнейшие статьи И. П. де Колонга.
Весною мой отделенный начальник Яков Иванович Павлинов представил меня И. П. де Колонгу, который для пробы задал мне несколько задач по математике и назначил день, когда ему представить решения. Задачи я решил, после чего И. П. де Колонг еще несколько раз призывал меня в Морскую академию, после лекций давал задачи по математике и оттиски своих статей по девиации. Эти статьи его я хорошо изучил и усвоил теорию и описание его новейших приборов и способов уничтожения девиации.
На выпускном экзамене главным экзаменатором по девиации был Н. Н. Зыбин. Мне достался вопрос об уничтожении полукруговой девиации по способу Эри.
Я изложил этот вопрос так, как это сделано в одной из статей Колонга, а не так, как в учебнике Зыбина, который меня прервал словами:
— Сотрите, у вас неверно, переходите к следующему вопросу.
— Позвольте вам доложить, господин капитан 1-го ранга, и доказать, что у меня верно, сделав более крупный чертеж.
— Делайте, неверное останется неверным.
Я стал чертить и одновременно объяснять чертеж, заняв более четверти громадной доски. Не успел я закончить чертеж, как Зыбин меня перебивает:
— Извините, у вас все верно, я ошибся. Довольно, я вижу, что вы отлично знаете предмет. Благодарю вас! — и без совещания с остальными экзаменаторами поставил 12; понятно, что и остальные экзаменаторы поставили тот же балл.
На экзамене было много воспитанников, слушавших ответ, и пошла по всему училищу легенда: Крылов на экзамене по девиации самого Зыбина срезал.
Лето мы плавали на корвете «Аскольд». В число вахтенных начальников был назначен лейтенант Н. П. Азбелев, окончивший Морскую и Артиллерийскую академии; в плавании он занимался с нами мореходной астрономией и навигацией.
Я, кроме обязательных дневных наблюдений, практиковался еще в ночных наблюдениях, пользуясь луной и планетами, и, кроме того, сделал еще ряд работ вне программы, например определение эксцентриситета секстанта по наблюдениям видимых расстояний между звездами, для чего я вывел все нужные формулы и приложил их к численному примеру.
По девиации компаса я также вывел формулы для определения в абсолютной мере направляющего момента картушки и моментов трения и сопротивления воздуха. Азбелев говорил, что таких работ не делали даже в Морской академии.
В середине сентября была назначена под председательством вице-адмирала В. П. Шмидта комиссия для производства практического экзамена. В числе членов комиссии был и начальник офицерского минного класса капитан 1-го ранга Владимир Павлович Верховский. Можно сказать, что он свел на нет всех прочих членов комиссии, и сам экзаменовал по всем предметам. Между прочим, мне он задал следующее: «Ступайте на ют и опишите вооружение бугшприта «Аскольда».
Я одно время работал на бугшприте и знал до мелких подробностей проводку всей снастей.
Я представил Верховскому требуемое описание.
— Это неверно.
— Позвольте вам доложить, господин капитан 1-го ранга, что эта проводка сделана не по штату, но вы изволили приказать описать снасти бугшприта именно на «Аскольде», а не ту проводку, как полагается по штату.
— Пойдемте на бак.
Сам влез на нок бугшприта, осмотрел все подробно, затем говорит:
— Вы правы, здесь не по штату.
Затем Азбелев рассказал мне, что при заключительном заседании комиссии он показал мои работы как программные, так и внепрограммные, затем В. П. Верховский рассказал, как было дело с бугшпритом. Комиссия постановила присудить мне высшее отличие — повысить меня по списку на пять человек, причем на этом особенно настаивал Верховский. Но я и без того был первым. После конференции ко мне подошел Верховский и предложил поступить без всякого экзамена в минный класс, но я ему доложил, что я обещал И. П. де Колонгу работать под его начальством по девиации компасов, что Колонг хлопочет о причислении меня к компасной части Главного гидрографического управления.
Впоследствии я не раз имел дело с В. П. Верховским, и он особенно ценил то, что я ему не поддакивал, а всегда говорил правду и не раз оспаривал его мнение, когда находил, что оно неправильно. Он всегда терпеливо выслушивал, подробно вникал в сущность дела и когда убеждался, что я прав, признавался в этом и благодарил. Но он не терпел неправды, не выносил желания его обмануть или поддакивать ему; он впадал тогда в бешенство, становился резок и груб, а на этом основано многое, что ему ставилось в упрек.
После учения
Работы по девиации компаса
Приказом от 1 октября 1884 г. я был произведен в мичманы с награждением премией имени генерал-штаб-доктора Менде и с занесением моей фамилии на мраморную доску.
