Николай Шуткин - «АВИАКАТАСТРОФЫ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ»
– Теперь не пропадем, – сказал я второму пилоту, похлопывая его по плечу. – Огонь – это жизнь! И если к нему добавить еще чего-нибудь в желудок. Но аппетитная колбаса оказалась полностью но пригодной в пищу, сплошной бензин. Больше есть было нечего. Когда немного просушились, отогрелись, снова начали думать о еде. Вытряхнули портфели. Нашли два кусочка хлеба. Два драгоценных кусочка. Эх, бестолковый секретчик Федя, все перекопает в портфелях и вышвырнет последний кусочек сахара, последнюю конфетку. Ему то, что-не положено и все тут. А с голоду умирать положено? Наши карты в Америке в киосках продаются, а они все прячут, считают их сверхсекретными. Спасибо хоть зги кусочки не обнаружил.
Среди деревьев снег был мягким, его-то мы и разрыли. Добрались до брусники. Собрали листья, замерзшие ягоды. В крышке термоса растопили снег, вскипятили воду, заварили ее листьями брусники. Один из двух кусочков хлеба разделили поровну. Это был наш первый почти за сутки обед. Второй кусочек хлеба мы оставили в резерв.
Трудно представить, какие я испытал муки, пережевывая эти граммы хлеба. Лицо распухло. Каждое движение челюстями вызывало адскую боль, но надо было есть. Иначе – ослабление и гибель.
Сидя у костра мы то и дело поглядывали на звездное небо, прислушивались к звукам. Мы знали, что нас ищут. Уж очень хотелось услышать звук самолета, увидеть сверкающие импульсные огни. Желание было столь сильным, что второй пилот принял за летящий самолет одну из ярких звезд… Правда, трезво оценивая результаты аварии, мы должны были благодарить Бога и чувствовать себя счастливыми. Мы удачно упали, удачно спустились с гор. Мы точно сориентировались и шли в правильном направлении – об этом мы узнали позже.
Разожгли костер, обсушились, обогрелись. Даже чаю напились. Сколько сразу счастья! Мы были живы под этим мировым небом. Но рядом с нами, в нас самих, была одна человеческая слабость, которая могла в один момент лишить нас всего, в том числе и жизни. Нас все сильнее одолевал сон. Велик был соблазн подремать хоть самую малость.
Я не заметил, как второй пилот задремал, даже успел подпалить унты, и при этом еще отморозить мизинец. Он был молод. Всего-то летал первый год. Молодости свойственна и простительна беспечность. Я был постарше. У меня и опыта накопилось больше, а значит, и воли должно быть больше. Как мог я пытался спасти ему палец. И когда сказал ему, что мизинец палец так себе, без него можно летать, товарищ успокоился. Подкрепившись, отогревшись, пристегнул портфели к поясам курток, мы двинулись в путь. Так было удобнее. Шли по распадку медленно всю ночь. А декабрьская ночь – ух какая длинная! На рассвете поднялись на небольшую высотку. В стороне увидели знакомую гору Мотон. Обрадовались несказанно. Это был наш ориентир в полете. До горы было еще далеко, но мы уверенно двинулись в ее направлении, так что выйдем на линию связи.
Миновали сутки после аварии, начались вторые. Мы прошли десятки километров и на пути не встретили ни одного живого существа. Даже не увидели птички. И вот вышли на речку Мута. Снега на льду не было. Мы выломали палки и, толкая впереди себя портфели, пошли по руслу реки. Тут увидели в небе пролетающий самолет. Выстрелили из ракетницы. Нас, к сожалению, не заметили.
Все труднее давались километры. Начались галлюцинации. То казалось – медведь стоит за деревом, то сидящие у лунок рыбаки, то отчетливо виделось зимовье. Петр даже звал рыбаков на помощь. Но увы.
К вечеру следующего дня мы вышли на линию связи. Мы обнимали столбы, как жен после долгой разлуки, смеялись и плакали. Сделали привал. Снова разыскали под снегом бруснику, приготовили чай. Теперь у нас была уверенность, что выйдем к людям. Проходили часы, а мы все шли и шли. Хотелось есть. Как нестерпимо хотелось есть. Но еще больше хотелось спать. Мы снова развели костер, кипятили чай из листьев брусники, пили густое варево и снова шли и шли.
В какую-то минуту Петр «расписался». Он сел беспомощно на снег:
– Все, дальше я идти не могу… Иди один, командир!
Я его и так и эдак начал уговаривать, чтобы он поднялся. Я приказывал ему встать и идти, иначе погибнем. Но он уже лег и лежал как мертвый, без признаков жизни. И тогда я стал его бить. Да простит меня Бог. Я стал его бить, пиная ногами. Я остервенел. Я был сапогах, а он в унтах. Бил и приговаривал:
– Бью, чтоб дураку жизнь спасти.
Причиненная боль или еще что пробудили его сознание. Петр какое-то время шел, потом снова падал. Я давал ему немного отдохнуть и снова поднимал пинками. Такая процедура повторялась несколько раз. Мы потеряли счет времени. Наступила третья ночь. Неоднократно появлялось желание свалить столб, оборвать провода. А вдруг обрыв начнут искать в противоположном направлении и нам станет еще хуже. В кромешной темноте блеснул свет. Мы остановились как вкопанные, так это было неожиданно.
– Наверное, звезда отражается во льду, – сказал Петр тихим упадническим голосом.
Я даже не мог представить, что это может быть свет жилища. Боялись об этом думать, чтобы не обмануться. Постояли немного и пошли на эту «звезду». Трудно сказать, сколько прошло томительных минут, как мы увидели дивный свет, но вот до слуха донесся отдаленный лай собак. В эти минуты он для нас был лучшей музыкой в мире. То была музыка возвращения к жизни. И даже более того. Это была сама жизнь. В эти минуты, когда казалось, что радость одержанной победы, радость очевидного спасения должна нас окрылить, придать силы, мы оба расслабились и в полном изнеможении опустились на снег. Мы не могли сделать ни шагу. Сидели неподвижно, пока лай собак не услышали совсем рядом. Собаки вскоре успокоились. Мы собрали последние силы, поднялись и медленно побрели на огонек. Пройдя несколько метров, Петр начал кричать:
– Люди, помогите, не стреляйте!
Ночь, тайга. Неистовый лай собак. Какая мысль может придти в голову тем, кто здесь живет? Может, медведь-шатун подходит к дому? А может – дурной человек. Я кричать не мог и шел пока не оказался у окна. В доме я никого не увидел. Пошел к двери. Там висел замок. Вернулся к окну. У окна стоял мужчина в трусах с карабином в руках, ствол которого поднимался на уровень моей головы. Увидя кокарду на моей шапке, он бросил карабин и побежал к двери.
– Ребята, заходите, дверь-то открыта.
Мы оказались в тепле. Мы были спасены. Хозяин сообщил, что он знает о нашей катастрофе. Все эти дни нас ищут и что его напарник сейчас где-то в поиске. Мы пили душистый индийский чай со сгущенным молоком и никак не могли утолить жажду.
Позвонили командиру отряда Николаю. Мельникову о своем местонахождении, и только после этого, уснули мертвым сном.
