Гвидо Кнопп - Дети Гитлера
Резкий рост численности СГД объяснялся не только разгромом остальных молодежных движений. Марианна Ланген, родившаяся в 1917 году, вспоминает:»Массовый приток новых членов в организацию можно было сравнить с порывом ветра. Возвышенное чувство помощи в строительстве лучшей жизни в Германии охватило нас всех, особенно молодежь». Лучше всех описывает настроения молодежи после прихода Гитлера к власти задорная строка из старой рабочей песни, которую так любили исполнять штурмовики из СА и гитлерюгендовцы, — «с нами придут новые времена…». Ева Штернхайм-Петерс из Падеборна, наблюдавшая массовое вступление девушек в СГД, вспоминает, что «все хотели участвовать в этом процессе».
Для большинства молодых людей «новое время» означало уход из родительского мира, уход от республики со всеми её проблемами и предрассудками буржуазной культуры. В этом понимании национал-социализм неким образом является носителем черт молодежного движения. Возраст нацистских вождей лишний раз подтверждает сказанное. Гимлеру было 32 года, Геббельсу 35 лет, Шираху 25 лет, а Гитлер, являясь в свои 43 года старейшим членом нацистского руководства, стал канцлером Германии.
Мелита Машман, которая «доросла» до должности пресс-секретаря в ркуоводстве Гитлерюгенда, описывает свои первые впечатления от общения с национал-социалистами: «От этой ночи у меня остались зловещие воспоминания. Грохот шагов, мрачные краски черно-красных знамен, дрожащие отблески факелов на лицах и песни, которые одновременно и взбадривали, и заставляли грустить. Часами колонны маршировали перед нами. В них шли и совсем юные мальчишки и девчонки, которые были с нами одного возроста. В их лицах и осанке было столько серьёзного, что я даже смутилась. Кто я была такая? Я всего лишь стояла на тротуаре и глазела. И мне очень захотелось броситься в эту бурю и связать с ней свою жизнь».
Сотни тысяч хотели броситься в «бурю», и в их воспоминаниях до сих пор звучат отголоски того времени. Рената Финкх рассказывает о своем приеме в Гитлерюгенд: «В сгущающихся сумерках повсюду пылали факелы. Вместе со всеми я медленно и четко произносила слова клятвы, которую я заранее заучила слово в слово. Мы хотели принадлежать организации.Мы хотели иметь ясные глаза и деятельные руки. Мы хотели быть сильными и гордыми. Это был первый большой праздник в моей жизни. Я чувствовала это всем сердцем. Мне было тогда десять с половиной лет. Я знала, что отныне моя жизнь изменится».
Конечно, столь волнующие ощущения не были однородны. Была разница между коллективным эмоциональным подъемом, когда целый школьный класс добровольно вступал в СГД, и простым любопытством, когда лучшая подружка восторженно рассказывала об экскурсиях и тематических вечерах в СГД. О том, насколько порой заурядными были мотивы вступления в СГД, свидетельствует очевидица тех событий из Регенсбурга: «Мои подружки по классу носили голубые платья, которые мне тоже наравились. Они вступили в морскую организацию Гитлерюгенда. И мне хотелось носить такую же одежду. Я попросила подружек, и они повели меня в свой „союз“, здание которого находилось неподалеку. В тот день его двери были закрыты. Я очень опечалилась. Одна из моих подружек успокоила меня. Она сказала, что знает место, где обычно играют девочки в другой, но тоже в красивой форме».
Конечно, сложно обнаружить политические мотивы в этих историях. Субъективные переживания детей из начального периода их членства в СГД в основном содержат положительные эмоции. Преимущественно, очевидцы вспоминают эти годы как «прекрасное время». Тон воспоминаний меняется, как только речь заходит о конечном этапе гитлеровского рейха, когда его ужасы и преступления стали очевидны всем. Дорис Шмидт-Гевиннер из Штутгарта так сказала о трудностях, связанных с воспоминаниями молодости: «Это была уже совсем другая история».
Необходимо упомянуть о том, как дети сталкивались с растущей день ото дня несправедливостью. Еврейские девушки не имели право вступать в СГД. Немецкая еврейка Эвелин Айгерман вспоминает о своих переживаниях начала дискриминации: «Я бы охотно вступила в СГД. Я завидовала всем девочкам, которые носили белые блузки и голубые юбки. Я переживала, что не могу быть с ними. Некоторыеиз моих одноклассниц сочувствовали мне, другим было безразлично, а две девочки сказали мне:»Мы теперь в СГД, а ты — нет. Ты — жидовка. Лично против тебя мы ничего не имеем, но вы, евреи, нам за все ответите».
Тысячи школьников могли наблюдать, как из школ в процессе их унификации изгоняли неугодных учителей. Герда Цорн, родившаяся в 1920 году, вспоминает об увольнении их любимого классного руководителя Книфа: «Он выглядел больным. Мы удивились, что он начал урок, даже не присев. Вдруг открылась дверь, и в класс вошел мужчина из СА. Его сапоги грохотали. Он прорычал „Хайль Гитлер!“ Мы молчали. С иронией он произнес „Ну, господин Книф, вы попрощались с классом? Тогда, я попрошу Вас покинуть помещения. Сегодня преподавать буду я“. Мы сжали кулаки. Одно слово — и мы сорвались бы с мест. Он ушел молча, и дверь закрылась за ним».
Виновато ли незрелое детское восприятие или последующие жизненные впечатления и переживания, которые вытеснили из памяти воспоминания той поры, однако огромное большинство опрошенных не могло припомнить хотя бы один пример подобной несправедливости и беззакония. В основном преобладали позитивные оценки и положительные воспоминания, например, о майской прогулке в лес: «Белые блузки светились, глаза блестели, а лица пламенели от весеннего ветра» или «это была весна в моей жизни».
Как выглядел этот «солнечный день» в Союзе германских девушек, который так притягивал к себе детей? Какие он имел приметы и черты? По средам на всей территории Германии, будь то Аахен или Цвикау, деревушка в Пфальце или поселок в Восточной Пруссии, проходили «домашние вечера». Их организовывали в помещениях сами малолетние «фюрерши», которые были едва ли чуточку старше своих подопечных. Гертруда Хоке вспоминает: «Мы много пели и рассказывали старые саги и легенды». Тексты песен, повторенные сотни раз, так глубоко осели в детской памяти, что и сегодня многие из опрошенных могли вспомнить целые куплеты. «Это было здорово. Иногда мне хочется еще разок спеть таким образом», — вспоминает Луиза Фишер. Как проходило обольщение целого поколения молодежи? Песенные строки полные пафоса и мелодики покоряли неискушенные сердца. Писательница Гудрун Паузеванг вспоминает о своих буднях в СГД: «Переживали так, словно приняли наркотик. Особенно когда во время пения идентифицировали себя с героями песен. У меня слезы лились, когда я ощущала себя частью этой прекрасной Германии».
